«Вот это вляпался», – подумал я, прежде чем положил все фотографии на прежнее место.
У меня даже не возникло желания их уничтожить. Я не считал себя наивным простофилей и отчетливо понимал, что если существовали компрометирующие меня фотографии, то где-то обязательно должны быть их негативы. Вернувшись к винному бару, я положил ключ на место и решительно направился к холодильнику. Вместо рюмочки ликера я налил себе двухсотграммовый стакан холодной русской водки.
С каждым днем моя жизнь становилась все хуже и хуже. В скором времени она вообще стала невыносимой. Всякий раз, возвращаясь домой, я испытывал чувство непонятной тревоги, смешанной с неописуемым страхом, словно подходил к чаще диких джунглей, в которой водились ядовитые змеи и прочая омерзительная нечисть. Моя жена не заводила разговора о Дашеньке и особенно не касалась ее трагической гибели. Но, несмотря на это, я догадывался, что Ларочка по-прежнему подозревает меня в причастности к совершенному преступлению и зачем-то упорно скрывает истинную причину Дашиной смерти. Я находился под постоянным и неусыпным наблюдением, как подопытный скорпион, которого, ради изучения его дерзких повадок, содержали в роскошном террариуме. Что бы я ни делал, куда ни направился, она всегда и обо всем знала.
– Сегодня утром был на центральной площади Тольятти, – не успевал сказать я, как мгновенно слышал в ответ:
– Мне говорили. Тебя там видели.
– После обеда выезжал в Самару…
– Знаю. С часу дня до половины шестого вечера…
– Когда появилась свободная минутка, заходил в кафе…
– Ты был не в кафе, а в ресторанно-гостиничном комплексе «Ла Мезон», – поправляла Ларочка и тут же язвительно подмечала: – Ты уже давно не тот неоперившийся желторотик, которого я встретила на привокзальной площади. Теперь ты птица высокого полета и, конечно, можешь себе позволить некоторую роскошь.
– Ну зачем ты все утрируешь? – оправдывался я.
– Ничего не утрирую. В принципе, все правильно. У тебя вместе с денежными банкнотами появился вкус к жизни! Причем прямо пропорционально к их количеству. Чем больше валюты, тем больше понтов…
После подобных разговоров мной овладевало если не паническое, то уж точно упадническое настроение. Я терялся в догадках и никак не мог понять, кто и зачем постоянно докладывает ей о каждом моем передвижении. Что бы я ни делал, какие меры предосторожности не предпринимал, Лариса все равно была не только в курсе всех моих дел, но и, в принципе, всех моих намерений.
«Она обратилась в частное сыскное агентство, – первоначально подумал я. – Хочет проследить за каждым моим шагом. Пытается выяснить, чем я занимаюсь, чем дышу и с кем провожу свободное время».