— Кушай, моя голубушка, кушай, — усердно угощала Настю Макаровна. — Вот пельмени горячие, поешь, скорее согреешься.
Савва Саввич, благодушно улыбаясь, принялся наполнять водкой рюмки. Насте налил красной, тягучей, как мед, запеканки.
— Так вот и живем, невестушка наша желанная. На жизнь мы тово… не жалуемся. Хватает всего, слава всевышнему.
— Вот и я ей то же самое сказывала, — согласно кивая головой, поддакивала Марфа и, обращаясь к Насте, добавила — Теперь сама видишь, милая, что сущую правду тебе говорила. Уж заживешь, моя милушка, в добре да в довольстве, как сыр в масле кататься будешь.
— Полной хозяйкой станешь, — в тон Марфе вторил Савва. — Нам-то, старикам, много ли надо теперь? Все это ваше будет с Семеном, — знай распоряжайся да умей хозяйничать. — И, полуобернувшись к двери, крикнул: — Семен! Чего ты там, подходи к столу!
— Сейчас! — донеслось из комнаты напротив, и в дверях показался тот невзрачный человек, который ехал с ними из Сосновки.
Настя с недоумением посмотрела на него, подумала: «Что такое? Два, что ли, у них Семена-то?»
А он, приглаживая рукой рыжеватые волосики на тыквообразной головке и как-то виновато улыбаясь, подошел к столу, сел рядом с Настей. Савва Саввич расставил перед всеми наполненные рюмки, чокнулся.
— Ну, сынок, с удачей тебя, с невестой-раскрасавицей! — И, подняв свою рюмку, закончил: — Дай вам бог любовь да совет.
Кровь бросилась Насте в голову, застучало в висках. Меняясь в лице, откинулась она на спинку стула.
— Бож-же ты мой! — с ужасом прошептала она, только теперь поняв, как обманули ее Марфа и тот высокий чубатый парень, которого приняла за жениха. Мельком взглянув на тщедушную фигурку Семена, Настя перевела взгляд на Марфу, и в душе ее закипела обида, спазма схватила горло, туман застлал глаза. Не помня себя, вскочила она со стула и, чуть не бегом ринувшись в соседнюю комнату, ничком повалилась на диван.
Марфа поспешила за нею следом.
— Что это ты, моя милушка, господь-то с тобой! — зачастила она скороговоркой, опускаясь на диван рядом с Настей.
— Уйди, проклятая! — приподнявшись на локте, Настя обожгла сваху ненавидящим взглядом. — Ты за кого меня сманила, обманщица? Уйди лучше, пока я глаза твои бесстыжие не выцарапала! — И снова, рыдая, уткнулась головой в диван.
Марфа вернулась в горницу, старикам пояснила:
— Девичье дело, известно, своя сторона на ум пала, вот и всплакнула. Ничего-о-о, пройдет, девичьи слезы — что роса в поле: взойдет красно солнышко — и нет ее.
Много пролила слез Настя в эту памятную ей ночь. Уже несколько раз из горницы доносился хрипловатый звон часов с кукованием чудесной птицы… Вот опять четыре раза кряду прокуковала кукушка, а Настя все еще не спала, так и не прикоснувшись к подушке и одеялу, заботливо подложенным Марфой. Раза два в комнату заходила Макаровна, пыталась утешить, и все напрасно.