— А что же вы думаете писать в ней? — спросил Василий Иванович.
— Все, что встретится нам дорогой истинно любопытного, истинно достойного внимания. Все, что я могу почерпнуть о русском народе и о его преданиях, о русском мужике и о русском боярине, которых я люблю душевно, точно так, как я душевно ненавижу чиновника и то уродливое безыменное сословие, которое возникло у нас от грязного притязания на какое-то жалкое, непонятое просвещение.
— А отчего же это, батюшка, ненавидите вы чиновников? — спросил Василий Иванович.
— Это не значит, что я ненавижу людей, служащих совестливо и благородно. Напротив того, я их уважаю от души. Но я ненавижу тот жалкий тип грубой необразованности, который встречается и между дворянами, и между мещанами, и между купцами и который я называю потому вовсе неточным именем чиновника.
— Отчего же, батюшка?
— Потому что те, которых я так называю, за неимением прочного основания придают себе только наружность просвещения, а в самом деле гораздо невежественнее самого простого мужика, которого природа еще не испорчена. Потому что в них нет ничего русского, ни нрава, ни обычая, потому что они своей трактирной образованностью, своим самодовольным невежеством, своим грязным щегольством не— только останавливают развитие истинного просвещения, но нередко направляют его во вредную сторону. Это — создание уродливое, приросшее к народной почве, но совершенно чуждое народной жизни.
Взгляните на него. Куда девались благородные черты нашего народа? Он дурен собой, он грязен, он пьет запоем, а не в праздники, как мужик. Он-то берет взятки, он-то старается всех притеснять и в то же время дуется и гордится пред простым народом тем, что он играет в бильярд и ходит во фраке. Подобное племя — племя испорченное, переродившееся от прекрасного начала. Посмотрите-ка на русского мужика. Что может быть его красивее и живописнее? Но по предосудительному равнодушию у нас в высшем кругу мало об нем заботятся или смотрят на него как на дикаря Алеутских островов: а в нем-то таится зародыш русского богатырского духа, начало нашего отечественного величия.
— Хитрые бывают бестии, — заметил Василий Иаанович.
— Хитрые, но потому-то и умные, способные к подражательству, к усвоению нового и, следовательно, к образованию. В других краях крестьянин, что ему ни показывай, все себе будет землю пахать; а у нас-вам только приказать стоит, и он сделается музыкантом, мастеровым, механиком, живописцем, управителем, чем угодно.
— Что правда, то правда, — сказал Василий Иванович.