Он, видно, всё ещё был убеждён в том, что я до безумия влюблён в красавицу-гувернантку.
Он уехал в тот же день с утренним поездом, обещав писать и сообщить свой лондонский адрес, так как не знал ещё, в каком отеле остановится его отец. Я ещё и понятия не имел о всех последствиях, которые будет иметь эта пустячная деталь, и не подозревал, чему суждено здесь произойти, прежде чем я вновь увижусь с моим приятелем.
В данный момент я отнюдь не печалился его отъездом, потому что думал, что мы - четверо остающихся - более сблизимся теперь друг с другом, что, конечно, будет способствовать разъяснению той проблемы, которая всё больше и больше заинтересовывала меня.
Приблизительно в четверти мили пути от Данкельтуэйта помещалась небольшая деревушка, имевшая одну длинную улицу и состоявшая из двух-трёх десятков коттеджей с черепичными крышами, церкви, до самой колокольни обвитой плющом, и неизбежного трактира.
В день отъезда Джона мисс Воррендер собралась с детьми на почту, я навязался проводить их. Копперторн, само собой, с наслаждением расстроил бы нам эту прогулку или сам отправился бы с нами вместе, но на наше счастье дядя Джереми был в этот день в поэтическом ударе и не мог обойтись без услуг своего секретаря.
Это была чудная прогулка, дорога шла в тени деревьев, на которых слышалось беззаботное щебетанье птичек. Мы шли не спеша, болтая о разных разностях. Дети бежали впереди. Чтобы дойти до почты, нам надо было миновать трактир, о котором упоминалось выше.
Идя по деревенской улице, мы увидали впереди небольшое сборище людей, столпившихся как раз против этого заведения. Оно состояло из дюжины ребятишек обоего пола, в грязных рубашонках и юбках, нескольких простоволосых женщин и двух-трёх мужчин, по-видимому, вышедших из трактира. Эта мирная деревня давно, вероятно, не помнила на своей улице такого многочисленного сборища.
Мы ещё не разобрали, что именно возбуждало такое любопытство, но дети пустились во всю мочь вперёд и скоро вернулись со свежими новостями.
- О, мисс Воррендер! - запыхавшись вскричал Джонни. - Там стоит чёрный человек, совсем точно из Ваших сказок.
- Цыган, должно быть, - предположил я.
- Нет, нет, - решительно запротестовал Джонни. - Он ещё чернее, чем цыган. Правда, Мэй?
- О, да, - подтвердила девочка.
- По-моему, нам следует пойти и посмотреть самим, - предложил я.
Говоря это, я взглянул на мою спутницу и был поражён её бледностью и лихорадочным блеском глаз.
- Вам дурно?
- Нет, нет! - возразила она, ускоряя шаги. - Идёмте, идёмте!
Когда мы дошли до трактира, нашим глазам представилось странное зрелище. Мне сразу же пришло на память описание малайца - потребителя опиума, встреченного ещё Куинси на одной шотландской ферме. В центре группы йоркширских крестьян стоял человек с Востока гигантского роста, с изящным, гибким и грациозным телом, его полотняная одежда была покрыта пылью, а коричневые ноги обуты в грубые башмаки. Он, видимо, явился издалека и долго шёл пешком. В руке он держал длинную палку, на которую опирался, устремив свои чёрные задумчивые глаза в пространство, не обращая внимания на окружающую его толпу. Его яркий костюм и цветной тюрбан, покрывавший смуглую голову, производили странный и резкий контраст с прозаической обстановкой захудалой английской деревушки.