Екатерина II действительно рукодельничала. В письме к госпоже Бельке, описывая свое обычное времяпрепровождение, она сообщает: «после обеда шью» [512] . Вольтер в одном из посланий к Екатерине благодарил за подарок – «обтаченную вашими прекрасными и августейшими руками коробочку», «произведение ваших собственных рук». Комплимент строился на сопоставлении способности побеждать в войнах, посрамлять врагов и … рукодельничать (touche) [513] .
Удивляет не то, что Екатерина умела шить, вышивать, вязать. Заслуживает внимания, что она это подчеркивала – переписка императрицы была занятием публичным, любое слово в письме предназначалось не только одному адресату, но вообще читателю, современникам и потомкам. Следовательно, образ августейшей рукодельницы должен был соответствовать неким мифо-поэтическим законам жизненного текста, законам исторического «автопортрета», который Екатерина сознательно и активно создавала.
Первое, с чего хотелось бы начать, с образа женщины за рукоделием, каким он был для широкого читателя и зрителя того времени. В искусстве Нового времени мы без труда обнаружим рукодельниц – вышивальщиц, кружевниц, прях. Они смотрят на нас с жанровых картин малых голландцев, с полотнен Мурильо и Веласкеса. На портретах кисти И.П. Аргунова (на обычном для парадного портрета фоне колонны и драпировки) дама вяжет на спицах [514] . Вяжут, вышивают и плетут кружева девушки, дамы, старухи с полотен В. Тропинина. Жизненная убедительность жанровых сцен, как и художественная фиксация реального умения рукодельничать – это только верхний «слой» содержания таких произведений, за ним присутствует метафорический смысл. Но живописные полотна молчат. Понять их можно, обратившись к помощи литературы, а через нее – к единому для всех Искусств тематическому полю, к тому, что А.В. Михайлов называл «фондом значимых мифов» [515] , из которого черпали сюжеты своих произведений в равной степени и художники, и литераторы. Для современников сюжетное единство живописи и литературы разумелось само собой, не случайно вплоть до середины XIX века звучали советы художникам обращаться за помощью в «изобретении» к поэтам и риторам, и этим советам активно следовали. Избрав тему, разрабатывали ее по-разному: погружали в античность (Веласкес «Пряхи») или осовременивали (Метсю «Кружевница», Вермер «Кружевница»), рассказывали торжественно (И. Аргунов «Портрет Шереметевой») или просто (Мурильо «Старуха с прялкой»; В.А. Тропинин «Пряха»). И все эти способы разработки темы были подчинены высокой цели «влагать в народ желанные … похвальные чувствования» (А. Иванов) [516] . Какова же она, эта единая тема, известная во множестве вариаций?