— Кормят как?
— Как и тогда. Вскладчину.
— Ладно. А ничего дрова.
— Те лучше были.
— И эти просохнут. А эта, смотри, так сарай и не сделала. У неё же из-под навеса покрадут всё.
— Её проблемы, — хмыкнул Эркин.
— Кто бы спорил, — кивнул Андрей.
О починке лестницы и том обеде он молчал вмёртвую. Эркин раньше боялся, что сорвётся Андрей, скажет что-то, намекнёт… но Андрей умел, когда надо, молчать.
— Слушай, — Андрей тихо засмеялся, — тут поп объявился, не видел ещё?
— Кто?
— Поп. Ну, священник. Priest. Я раньше не видел его. Тощий, длинный. И одет… не по-людски.
— А, — незаметно кивнул Эркин. — Видел.
— Не цеплялся он к тебе?
— С какого хрена я ему?! А к тебе что…?
— Да иду я третьего дня со станции, — начал Андрей. — Умотались мы тогда с ящиками этими, в рубчик, помнишь?
— А, помню. Дурынды все в рёбрах и уцепиться не за что. Они?
— Во-во. Ну, иду, ногами за мостовую цепляюсь. А он, видно, за пьяного принял. И начал. Про образ божий…
— И что мы все братья во господе?
— Ага! Так он и тебя заловил?
— Да нет, — Эркин усмехнулся. — Он сюда приходил. Я лучину щепал и видел, как он по домам ходил. Ну и… послушал немного.
— А к тебе не подходил, значит?
Эркин долго зло молчит и наконец выпаливает длинное замысловатое ругательство. Андрей понимающе кивает. Значит, нельзя Эркину об этом говорить. Видно… как ему самому про отца. Ладно. Но кое-что всё-таки надо обговорить.
— В церковь звал?
— Велел ходить, — поправил Эркин, с ходу поняв Андрея. — Придётся идти. Если он так залавливать по домам начнёт… хреново.
— Придётся, — кивает Андрей. — Ну, что, давай в топоры?
— Давай, — Эркин прислоняет пилу к козлам.
Здесь уже не поговоришь. Только если в полный голос. Но об этом вслух нельзя…
…он щепал лучину, сидя на пороге сарая, когда на его руки упала тень. Поднял голову и увидел. Нет, он уже видел раньше этого долговязого беляка, но никак не ждал, что тот подойдёт к нему.
— Ты здесь живёшь?
Он привычно встал, опустив голову и разглядывая свои кроссовки и ярко начищенные ботинки беляка. Не знаешь, как отвечать — молчи. Обзовут скотиной, тупарём, даже ударят, но отстанут.
— Подними голову.
Он осторожно понимает голову, видит узкое, словно сплющенное с боков лицо и отводит глаза.
— Я спросил. Ты живёшь здесь?
Не отстаёт сволочь поганая, придётся отвечать.
— Я снимаю койку, сэр.
— Значит, у тебя есть дом?
На это ты меня не поймаешь, гадина, но лучше промолчать.
— И где же твой дом? — белый улыбается. — Вот эта дверь?
Выдавил всё-таки. И не соврёшь: вон уже толпятся… рожи соседские.
— Да, сэр.
— Твоя хозяйка дома?
На это ответить можно. Назвал хозяйкой, можно и подыграть. Лишь бы Женя не сорвалась.