— Игорь Александрович, а дома не попробовали? Может, кто из соседей что знает?
— Разумеется, я побывал в Грязине, но… — голос Бурлакова по-прежнему спокоен, — там давно живут другие люди. Сменились все соседи. Никто ничего не знает. Это же был район "оздоровления".
Золотарёв кивнул. Оздоровление, sanitation. Служба Безопасности Империи радикально решала проблему сопротивления в бывшем Пограничье, арестовывая всех жителей, всех поголовно, и заселяя опустевшие дома привезёнными издалека собственными гражданами, лояльными и в силу происхождения, и в силу благодарности за полученное в дар от Империи имущество. А вывезенные… часть уже нашлась трупами на Горелом поле и во рвах, часть в трудовых лагерях при военных заводах… И что теперь со всей этой массой делать? Но об этом пусть головы в другом отделе болят.
— Вы надеетесь найти следы в архивах?
— И на это тоже.
— А ещё на что?
И в ответ с прежней чуть отстраняющей улыбкой:
— Моя главная надежда, Николай Алексеевич, на чудо.
Золотарёв кивнул. Да, больше Бурлакову, если честно, надеяться не на что.
Бурлаков, сохраняя прежнюю улыбку, смотрел перед собой на несущуюся под колёса серую в тёмных пятнах свежего асфальта дорогу…
…— Кажется, успели, — Антон сидит, небрежно откинувшись на спинку, с безмятежной улыбкой отдыхающего гуляки. — Всё спокойно.
— Спасибо.
— Не за что. Твоих мы прикроем, — и уже тише добавляет: — Как сможем.
Он кивает.
— Не надо утешений. Я не первый, — и с невольным вздохом: — и не последний.
— Ничего, — Антон улыбается как можно веселее. — Будет и у нас праздник.
— Будет, — он старается улыбаться как Антон.
— Вот мы победим, представляешь, соберёмся, сядем все вместе… — Антон громко причмокивает.
Он смеётся, кивая. Извечная мечта: пир после победы. Интересно, сколько нас уцелеет? Вряд ли понадобится очень большой стол…
…— Простите, я кажется задремал.
— На здоровье, Игорь Александрович, можете дремать дальше.
— Благодарю…
…Антона убили через полгода. Заметив хвост, повёл за собой, затащил в какой-то тупик и затеял перестрелку. С Антоном оборвалась последняя ниточка, связывавшая с домом. Антон бывал у него дома, знал их всех. И Римму, и детей. Играл с Аней в шахматы, возился с Серёжей и Милочкой. И вот всё, оборвано. Он знал, что так будет, что этим кончится, и всё же…
…Не открывая глаз, Бурлаков сел поудобнее. Машина идёт ровно, без рывков и толчков. Всё позади, всё кончилось благополучно. Для выживших. Он всё понимает, но он поехал туда, в Грязино, бывшее Грязино…
…Застывший в опасливом ожидании город. Провинция Империи, очищенная от расово неустойчивого русского населения. Он узнавал дома, но не город. Городу сменили имя. Теперь Петерсхилл. В честь генерала Петерса, командовавшего войсками захвата. Не улицы, а стриты и авеню. Но главное — сменили людей. Из Алабамы, Луизианы, Дакоты, даже Аризоны — со всей империи их переселили сюда, в дома, ещё помнящие прежних владельцев. Была Россия, Пограничье, Русская территория, а теперь… а теперь они замерли в страхе перед возвращением выживших… Нет, эту проблему надо решить и будем решать. Но сейчас он шёл домой. И безумная не надежда даже, а… а вера в чудо, что Римма и дети дома. Он даже не думал, что столько лет прошло, что дети выросли… А чуда не было. Были чужие люди, жалкий лепет этих людей, что дом был пустой, что всё-всё в доме они купили, на свои деньги, у них даже чеки сохранились, что они не при чём, ничего не знают, дом был совсем пустой, и соседние дома тоже пустые, а они не при чём, а если у мистера претензии, то это всё Империя, Служба Безопасности, а они приехали в пустой дом… У мужчины, седого, грузного, дрожали руки, женщина жалко шмыгала носом, за ними толпились их дети… Он повернулся и ушёл. Не стал с ними говорить. Не смог. Обошёл соседние дома. Никого. Из старых, кто мог что-то знать, никого, никто не вернулся. Ни один…