— А про второго, Юра? Про белого мальчишку?
— О нём вообще ни слова, — пожимает плечами Аристов.
— Покрывают?
— Да нет, он им попросту неинтересен. У них своя боль. И что этой боли не касается, то им и не нужно. Они очень заняты собой, предпочитают жить в своём мире. Это не наша интеллигенция, которой на свою боль плевать, лишь бы другим было хорошо. Совсем другие установки. Но это вы с Ваней, психологом нашим, поговорите. А что? Чем он-то вас заинтересовал?
— Есть косвенные данные, Юра, что он бывший лагерник.
— Исключено, — резко бросает Аристов.
— Почему? — столь же быстро спрашивает Гольцев.
— Лагерник и спальник?! Больших врагов трудно представить. Невозможно. Даже не антиподы, а… ну, не знаю, с чем сравнить. Вы бы слышали, как парни говорят о лагерниках. К надзирателям нет такой ненависти. И страха. Да, и сейчас боятся. Больше, чем врачей. И ненавидят. Нет. Или индеец — не спальник, или этот пацан — не лагерник. Но индеец — спальник. Слайдерам не верить в этом нельзя. И ещё… если даже допустить невероятное, невозможное… то один вопрос.
— Как парень спасся?
— Нет, Саша. Это я как раз могу представить. Были… ладно. Но как он сохранил психику? Не здоровье, нет. Допускаю и туберкулёз, и отбитые почки и печень, и весь желудочно-кишечный букет, и всё прочее, что только можно предположить…
— Нет, — вмешивается он после долго молчания, так что забывшие о нём собеседники удивлённо поворачиваются к нему. — Нет, парень не казался больным. Я, конечно, не врач, но на мой взгляд… ничем от остальных не отличался.
— Вот! — торжествующе кивает Аристов. — В поведении адекватен?
— Да, — твёрдо отвечает он. — Полностью.
— Так что не лагерник он, ребята, нет.
— Мг, — Гольцев задумчиво строит из обгоревших спичек башню. — Ну, ладно, ну, допустим… хотя… не договариваешь ты, Юра, есть у тебя… ещё кое-что.
— Исключительно для служебного пользования по категории врачебной тайны, — "канцелярским" тоном отвечает Аристов.
— Ну, да ладно, — неожиданно покладисто соглашается Гольцев. — Найду, где ещё поспрошать. А вот с ними, с Бредли и Трейси, ты об их пастухах говорил?
— Я попросил их при встрече передать индейцу, что того ждут в госпитале. Ждут остальные.
— И что?
Аристов пожимает плечами.
— Обещали передать. Если встретят.
— А о втором спросил?
— С какой стати? — Аристов чуть насмешливо изображает недоумение.
— Спроси, Юра, — очень мягко говорит Гольцев. — Может, тебе они чего и скажут.
И твёрдый, даже жёсткий ответ Аристова:
— Спасти свою психику лагерник мог только амнезией. Вернув память, мы вернём и всю полноту страданий. Как врач я против.