Думается, объяснение этому может быть только одно: это отнюдь не непрофессиональный подход к делу, а заранее обдуманный план повышения своей значимости и авторитета, тонко рассчитанный на делание карьеры. При этом Спиридович пытается «сыграть», с одной стороны, на некомпетентности дворцового коменданта в сыскном и охранном деле, а с другой — на «высочайшем» статусе своего учреждения, которому, он уверен, ни Министерство внутренних дел, ни Департамент полиции ни в чем не откажут. Полковник с оригинальным, нестандартным мышлением, неуемной энергией и инициативой в деле охраны государя — это беспроигрышный вариант обратить на себя внимание Николая II и сделать стремительную военно- придворную карьеру[232].
На первых порах все происходило по задуманному сценарию. В. А. Дедюлин немедленно вошел в переговоры с Департаментом полиции, и уже 5 августа его штаб-офицер по особым поручениям полковник Ратко сообщил Спиридовичу о том, что Министерство внутренних дел в лице генерал-майора Курлова «вполне разделяет мнение» Дедюлина и уже «взяло под козырек», дав соответствующие указания в сыскные учреждения, а заведующий Особым отделом Департамента полковник Е. К Климович в тот же день лично подтвердил Спиридовичу, своему бывшему коллеге, это радостное известие. Александр Иванович тут же дал указание своим подчиненным завести наблюдательное дело о командировках в охранные отделения. (Вот этим делом мы и воспользовались для информирования читателя.)
Итак, все формальности были улажены с быстротой необыкновенной.
В том же августе 1909 года в Екатеринославль, Одессу, Харьков и Москву сроком на 15 дней были направлены по два агента-охранника, а в Киев — один. Им был обеспечен казенный проезд по железной дороге в третьем классе и выданы суточные. В препроводительных письмах начальникам охранных отделений этих городов Спиридович просил включить своих сотрудников в бригады наружного наблюдения. Начальники охранных отделений, как их проинструктировали, по прошествии 15 дней выслали Спиридовичу списки лиц, за которыми ходили его сотрудники, а сами стажеры составили о своих командировках отчеты, из которых складывалась следующая неутешительная картина.
В Екатеринославле стажеры ходили за четырьмя лицами, но ни одно из них, естественно, не было боевиком. «У них нет больше боевиков… 15 дней работали, и все бесполезно, — сообщал один из командированных. — Есть лица, которые подлежат арестованию, но охранное отделение не знает, где таковые лица скрываются, больше 3-х месяцев этих лиц не видят». В Киеве то же самое: 13 объектов наблюдения, но ни один из них боевиком не был. В Москве стажерам разрешили побегать за пятью объектами, а потом показали фотографии известных деятелей эсеровской партии. В Одессе и Харькове никаких боевиков тоже обнаружено не было: «…дел важных в настоящее время нет, партии были все разбиты, а новых пока нет». И это соответствовало действительному положению вещей: охранным отделениям удалось парализовать как террористическую, так и политическую деятельность революционеров всех мастей, ликвидировать партийные ячейки и загнать революцию в глубокое подполье или вытеснить за границу. В стране наступил революционный спад. Спиридович, крупнейший в стране специалист по революционному движению России, не мог не знать об этом.