Втянулись в лес. Светлая темень, какая бывает в лесу зимой. Неожиданное холодное прикосновение ветки к лицу, шорохи заснеженных деревьев, осыпающиеся с веток хлопья снега. Все такое родное, обычное. И вместе с тем новое, чужое, наполняющее сердце гневом, горечью: на твоей земле враг. И ты проник сюда скрытно, затаясь до времени…
Спина командира, смутно различаемая впереди, позади — тяжелое дыхание товарища. Тишина. И ощущение… Как назвать его? Ощущение себя в тылу врага, напряженность, ожидание опасности со всех сторон… Снова и снова возвращаешься к мысли: ты за линией фронта, ты перешел ее, эту «линию», которую десятки раз видел на карте и множество раз во сне.
Светает. С первыми лучами солнца исчезает и состояние острой напряженности и тревоги. Кое-кто пытается шутить. Евгений Мирковский, по привычке трогая ус, хозяйским взглядом, с примесью дружеской иронии оглядывает нашу группу: «Что, хватили страху?» Всем казалось, что главная трудность позади. Мы тогда и предположить не могли, какое суровое испытание готовится нам в самые ближайшие дни.
Это случилось у хутора Сельни, куда мы пришли через двое суток. Крайняя хата стояла в каких-нибудь ста метрах от опушки небольшого редкого лесочка, в котором мы решили остановиться на отдых и вместе с тем выяснить обстановку. Попутно требовалось пополнить подошедший к концу запас продовольствия, с которым мы ушли на задание.
Около часа наши разведчики вели наблюдение за хутором. Кругом было тихо. И тогда комиссар Юрий Бруслов и старший разведчик Агарков направились в крайнюю хату.
Встретил их худощавый мужчина лет тридцати. Глядел настороженно. Назвался Петром. На вопрос комиссара: «Почему не воюешь?» — ответил, заметно побледнев: «Перед самой войной надорвался». На вопрос, есть ли поблизости немцы, хозяин ответил, что нет ни на хуторе, ни в селе, расположенном в четырех километрах. «Были наездом, — сказал он, — да и кто теперь в глухомань нашу сунется… А вам, товарищи, собрать бы поесть чего?» Он суетился, заглядывал разведчикам в глаза.
Бруслов и Агарков от завтрака отказались, попросив у хозяина две буханки хлеба. Взяв хлеб, ушли. Что-то в хозяине им не понравилось. Оставив на опушке вблизи хутора бойцов Яковлева, Севастьянова и Геннадия Мороза продолжать наблюдения за местностью и особенно за домом Петра, они вернулись в глубь лесочка. Там, километрах в двух от наших дозорных, мы разбили наш небольшой бивак. Выслав к опушке леса связного Лемигова, капитан дал команду отдыхать.
Прошло несколько часов. Солнце стояло уже высоко. Снег, покрывавший деревья и землю, сверкал под солнцем. Мирно долбил кору дятел. Бойцы спали.