— Это, — говорит, — медикаментозное подавление. Явление временное. Когда пройдёт, ещё больше хотеться будет. Несколько раз за раз.
А в Балтийске, в госпитале этом, вызывают меня и объявляют:
— Документы у тебя не до конца оформлены. Не можем тебя комисс0вать. Надо тебе ещё местную перекомиссию пройти.
В общем, отменяется жена. Вместо демобилизации предлагают месячное лечение в санатории. Я соображаю: если посадят в санаторий, значит, после него я буду окончательно здоров. Значит, потом всё равно служить эти два года. Ё-моё, пиздец, это же никогда не выберешься из этой советской вооружённой силы!
— Не могу, — говорю, — в санаторий! Желаю поговорить с начальником госпиталя!
И мне почему-то навстречу пошли. Принимает меня начальник госпиталя — то ли капитан какого-то ранга, то ли полковник. Я не понимаю, как у них там звания устроены в военной медицине. Три больших звезды на погонах, короче.
Оказывается, и он из Ленинграда. А я же как ленинградец везде выступал. Рассказываю ему про жену, и что вот квартира на Пушкарской моя якобы, и как я по Неве истосковался.
Он мне:
— Ну, хорошо, земляк. Оформим твои документы в Прибалтийском округе. Я поспособствую.
В общем, сказал, что уедет куда-то на две недели, и дал мне номер телефона.
— Названивай мне периодически, чтобы я не забыл.
Думаю: ни хера себе. Как это я полковнику буду там что-то напоминать? Но так уже домой хотел, что хватило наглости. Сказали звонить — буду звонить. Раза четыре звонил, если не пять. Он каждый раз:
— Да-да, помню. Сделаем.
И сделал, ты понимаешь. Случилось! Недели через три меня вызывают вдруг и демобилизуют:
— Всё, сержант, домой. Собирайся.
Смотрю: все печати везде проставлены. Написано: «ушиб головы, статья девятая». Не годен к действительной строевой, ограниченно годен в военное время. Дали выходные деньги. Вместе с тем, что на Кубе натекло, где-то рублей сто восемьдесят получилось.
А поскольку я от санаторного лечения отказался, мне дали проезд в мягком купейном вагоне до Ленинграда. До Вильнюса ехал с каким-то матросом. Он глядит: у меня деньги есть. Повёл меня в вагон-ресторан, нашёл сразу какую-то девчонку и давай её угощать за мой счёт. Я поддал и думаю: что за хуйня? Тем более он ещё оскорблять начал:
— Ты, сапог! Все вы говно!
Они же, матросы, всегда выёбывались. Я ему:
— Ах ты, блядь! Да ты моря-то настоящего в жизни не видал, а я океан туда-обратно пересёк! У меня тельняшка заслуженная!
Вытряс, короче, из него свои деньги обратно. Соскучился уже по маханию кулаками.
После Вильнюса со старшиной-сверхсрочником я ехал. Он куда-то в отпуск, пьяный, с собой гармошка. Наяривает без конца: «Эх, Андрюха, нам ли быть в печали!» За стеной старшие офицеры ехали, тоже в отпуск из Калининграда. Они всё пытались нас заткнуть. А старшина в гражданском. И я в гражданском. Он их всех уже ненавидит. И я их всех уже ненавижу.