* * *
Мне ужасно нравятся все подарки, но самый лучший я получила несколько часов назад.
Все утро я «помогала» Эрону готовить поркетту для свадьбы его друзей. Из целой свиньи удаляют все кости, солят, перчат, посыпают специями и щедро фаршируют всякими вкусностями — чесноком, луком, трюфелями и несколькими свиными филеями, завернутыми в бекон, — а потом насаживают на вертел. Помощь моя состояла главным образом в том, что я помогала резать чеснок, а потом благоговейно наблюдала за тем, как ловко Эрон извлекает из животного весь скелет, кроме черепа, не повредив при этом ни мяса, ни кожи. Правда, потом я обматывала куски филея беконом и укладывала их внутрь получившегося чехла, посыпала все чесноком и кусочками трюфеля и еще помогала насаживать свинью на вертел и обвязывала его на этот раз не шпагатом, а толстой проволокой через каждые пятнадцать сантиметров. В итоге у нас получился почти двухметровый ровный свиной цилиндр с торчащей из него головой. Все это вместе до того напоминало пенис, что даже комментарии были излишними; оставалось только развести руками и протянуть в стиле Джоша:
— О-хо-хо-о-о…
Потом Эрон отправился в холодильную камеру, чтобы освободить в ней место для поркетты — нелегкая задача, учитывая количество скопившегося там мяса, — а через пару минут высунул голову из двери и позвал меня:
— Эй, Джуль, зайди сюда на секунду. Нужна твоя помощь.
Я зашла и обнаружила внутри еще Джоша и Джессику; все они стояли у полки с окороками и упакованными в мешки субпродуктами и были явно чем-то взбудоражены.
— Джули, закрой глаза.
Я подчинилась и немного подождала.
— А теперь открывай.
Я открыла и увидела, что Джош протягивает мне черный матерчатый чемоданчик — такой есть у каждого студента Кулинарного института. Он является столь же неотъемлемым признаком профессии, как колпак и фартук.
— Ой, ребята, спасибо.
— Открой.
Я открыла чемоданчик и откинула крышку черного чехла. Внутри лежали три ножа. Двенадцатисантиметровый разделочный. Изогнутый тесак с лезвием длиной сантиметров в тридцать и тяжелый кухонный топорик.
— Ох! — выдохнула я. — До чего же хороши!
Джош только что не подпрыгивал на месте.
— Прочитай гравировку.
Я пригляделась к лезвиям. На каждом их них изящными буковками было выведено: «Джули Пауэлл, Loufoque».
— Это louchébem. Помнишь, Эрон рассказывал? Поросячья латынь французских мясников. Означает «чокнутая».
Тут я разревелась.
— Нет, только не это! Ради бога не начинай здесь выть! — Джош развернулся на каблуках и поспешно покинул камеру.
— Он такой трус, — покачала головой Джессика.