2) Потом разговор пойдет о том, как молодо я выгляжу. В среднем все они дают мне двадцать пять лет, что, конечно, глупо.
3) Узнав мой истинный возраст, они поинтересуются, сколько у меня детей, и, когда услышат, что детей у меня «пока нет» (я быстро поняла, что вся соль в этом «пока») начнут очень дотошно расспрашивать почему и настаивать, чтобы я немедленно завела парочку малышей. Почему-то все они моментально решают, что проблема в отсутствии у меня настоящего мужчины, и тут же охотно предлагают свои услуги.
В ответ на это я обычно смеюсь, как рыбка, которая собирается вежливо соскочить с крючка, и объясняю, что чего-чего, а мужчин в моей жизни хватает, и я уж как-нибудь обойдусь без помощи пожилого аргентинца/украинца.
А завтра мы поедем смотреть колбасу.
Когда, договариваясь по телефону с Оксаной о поездке, я сообщила ей, что меня интересует мясо, если оно, конечно, есть на Украине, она даже глазом не моргнула, что показалось мне довольно странным. Вместо этого она тут же начала прикидывать, как бы показать мне производство колбас, которыми Западная Украина очень гордится. Этим утром по состоящей из сплошных ям дороге мы едем на небольшую фабрику. Она располагается в пригородной деревеньке, окруженной скотоводческими хозяйствами. Владельцы, Катерина и Мирослав, встречают нас у дверей: «Vitayu, vitayu — budlaska!» Добро пожаловать! Им обоим лет по пятьдесят; приятные лица озаряют широкие приветливые улыбки. Мы пожимаем друг другу руки и проходим внутрь. Перед тем как идти в производственное помещение, мы с Оксаной надеваем белые колпаки и халаты, такие же, как у хозяев. После этого они устраивают для нас очень подробную экскурсию. Заведение у Катерины и Мирослава гораздо меньше, чем та колбасная фабрика, на которой я была в Аргентине, — по масштабу оно скорее напоминает нашу мясную лавку. Внутри — все то же самое, что и на любом предприятии, где обрабатывают мясо: рассол в пластиковых ведрах, белые кафельные стены, тот же острый аромат копченостей со слабой ноткой хлорки. Те же разделочные столы, мясорубки и коптильни.
Стоя вокруг стола, мясники обваливают говяжьи лопатки и режут мясо на куски, пригодные для мясорубки. Есть только одна существенная разница: большинство мясников здесь — молодые светловолосые женщины. Кроме «Флейшера», это единственное в мире место, где я вижу живую женщину-мясника. Но и у «Флейшера» я была, скорее, исключением. Здесь же, похоже, разделка туш считается женским занятием. Наверное, плоды коммунизма, решаю я. Женщины улыбаются нам с Оксаной, когда мы подходим к столу, но ни на секунду не прекращают работать.