У Эрона как раз есть одна такая. С горящими глазами он рассказывает и даже показывает — сгибает колени, вцепляется в воображаемый руль, жмурится, — как прямо перед его велосипедом на дорогу выскочил красавец-олень, которого в следующую секунду буквально размазал по дороге встречный грузовик.
В такие дни все вдруг вспоминают, что я женщина, чего не случается по будням. Они не то что со мной флиртуют, но явно возбуждаются от присутствия эстрогена. Я знаю, что ни один из этих мужчин никогда не испытывал ко мне сексуального интереса, но, наверное, в душе все они немножечко животные, и потому, хоть я и стараюсь вести себя по возможности тихо и незаметно, мое присутствие заставляет их проделывать какие-то странные мужские ритуалы: олени сталкиваются рогами, а шимпанзе бьют себя в грудь большими кожаными ладонями. Меня вдруг начинают называть «детка» — фамильярность, которую я не прощаю всем этим мясникам-любителям. Кто-то бросает мне за шиворот кубик льда. Слава богу, что у меня давно уже нет косичек. Только Колин держится в стороне от всех этих прыжков и ужимок и напоминает мне Пса Роберта среди стаи маленьких тявкающих собачонок. Он остается равнодушен или забавляется вместе со мной, и тогда мы обмениваемся ироничными взглядами.
Странное это ощущение. Разумеется, мне и раньше случалось наблюдать подобное поведение. Как и любой женщине, которая помнит школьный двор, перемену и себя в тринадцать лет. И любая женщина скажет вам, что Иногда это бывает очень приятно. За последние несколько летя не раз радовалась, оказавшись в центре такой активности, и понимаю, что для этих самцов я — лишь средство бросить друг другу вызов. Меня это устраивало. Повышало самооценку.
Но только не здесь. «Флейшер» уже давно стал для меня убежищем от собственной женственности или, по крайней мере, от собственной жалкой потребности чувствовать себя женственной, соблазнительной и быть использованной. Использованной мужчинами — или только одним из них — для достижения их собственных, неизвестных мне целей. Но больше я этого не хочу. Я хочу, чтобы здесь, в мясной лавке, меня ценили за то, что я умею орудовать ножом и рискованно шутить. За то, что я есть на самом деле. Поэтому я не люблю субботы и люблю среды.
Перед тем как приступить к работе, я разминаю пальцы и смотрю на часы.
— Рука-то болит?
— Не очень. Иногда побаливает.
— Теперь ты настоящий мясник. Эта боль будет с тобой до могилы. Что это, кстати, за хрень у тебя на руке?
— Это? А! Это масайский браслет. А козу, из которой он сделан, мы съели. Смотри, на нем еще остались волоски. Если я буду носить его до тех пор, пока он не развалится прямо на мне, меня ждет удача.