— Незачем так спешить, — негромко возразила Франческа. Они любили друг друга, думали, что всегда будут вместе, но что-то не сложилось, и это печалило обоих. Оказалось, проще сосредоточиться на деловых вопросах, на галерее и доме, чем завести разговор об утрате, которая постигла обоих. Это была гибель мечты. Обоим и раньше случалось переживать расставания, но ни он, ни она еще ни с кем не жили так долго. Происходящее вдруг стало до боли напоминать развод. Франческа задумалась: как же быть с вещами, которые они покупали вместе, — с диваном, лампами, посудой, любимым ковром в гостиной? От этого вопроса защемило сердце. Но рано или поздно их пути все равно бы разошлись, думала Франческа и понимала, что этот довод ей ненавистен. И Тодда он не радовал.
— Я сообщу тебе, как только что-нибудь найду, — сказал он и заторопился на очередную встречу, которую оба восприняли как подарок судьбы. У Франчески мелькнула мысль: интересно, как скоро Тодд начнет снова ходить на свидания, когда познакомится с кем-нибудь? Или у него уже есть другая? Она никогда не спрашивала, чем он занимается по выходным, но сомневалась, что с кем-то встречается. В доме теперь они почти не сталкивались: Тодд возвращался поздно ночью и ложился в комнате для гостей на другом этаже.
Разговор с ним напомнил Франческе, что ей пора подыскивать жильцов, если она не передумала оставлять дом себе. С ее плеч словно свалилась неподъемная ноша, но легче не стало — внезапно накатила тоска. Они с Тоддом не пылали ненавистью друг к другу, просто не могли больше жить вместе, каждый выбрал свой путь. Тодд заговорил о переезде в жилые районы, в привычный ему мир. Переселиться в центр он когда-то согласился только ради Франчески, а теперь спешил покинуть ее стихию. Наверное, ее отец прав, и Тодд не только в искусстве, но и в ее жизни был всего лишь туристом: поселился в чужой стране, прожил в ней несколько лет, а потом вернулся на родину. Франческа не винила его, только жалела, что у них ничего не вышло, и ее жалости хватало и на себя, и на Тодда.
В тот вечер она долго говорила об этом с Эйвери, надеясь услышать мудрый отклик.
— Нельзя заставить человека быть таким, каким он просто не создан, — напомнила ей Эйвери. — Он мечтает о том, что тебе ни к чему. По крайней мере говорит, что мечтает. Брак, дети прямо сейчас, пока он еще сравнительно молод, Уолл-стрит, право, а не живопись, — вот что ему нужно, как и традиционный мир, и жизнь в нем. Если он считает твой образ жизни богемным, значит, так жить он не желает.
— Понимаю, — тихо произнесла Франческа. — Мне просто грустно. Тяжело будет видеть, как он переезжает. — Весь минувший год она провела в постоянной борьбе, и это было не легче. Но теперь они больше не спорили и не ссорились, как раньше, на протяжении нескольких месяцев. Они почти не разговаривали, разве что перебрасывались парой фраз, необходимых, чтобы завершить прежние отношения. Все это напоминало даже не развод, а смерть. За последние пять лет Франческа почти забыла, как больно видеть подобные финалы. Эйвери сочувствовала ей и радовалась, что Генри охотно согласился помочь дочери с галереей. По крайней мере у Франчески останется бизнес и дом. Значит, не все еще потеряно.