От Елизара Сукина Матрена узнала, что ее родители и брат тоже побывали в Пыточной башне, откуда их вызволил Федор Мстиславский, поручившийся за них перед Гонсевским.
– Где же теперь мои родственники? – поинтересовалась Матрена, лежа в постели с Елизаром. – Слуги сказали мне, что в Кремле их нет. Где же они?
– Об этом не ведаю, милая, – сладко потягиваясь спросонья, ответил Елизар. – Вырвавшись на волю из темницы, батюшка твой живо ушмыгнул из Кремля в Белый город. Ну и матушка твоя с братом за ним же последовали. Живы-здоровы твои близкие, и ладно! – Елизар широко зевнул, поворачиваясь на другой бок. – По нынешним временам и это уже великое благо!
Бледный свет разгорающегося дня пробивался в опочивальню через разноцветные стекла узких окон с закругленным верхом. Яркие блики и солнечные зайчики трепетали на каменной стене, покрытой росписью в виде цветов и листьев. Кровать стояла подле массивной четырехгранной колонны, поддерживающей высокий шатрообразный свод, поэтому лучи света до нее не доходили.
«Слава богу, что родные мои счастливо отделались! – с облегчением в душе подумала Матрена. – А ведь могли и без головы остаться! Времена-то ныне ужасные, Елизар прав».
Дворянин Сукин, как и Матрена, не привык подниматься рано. Зная об этом, слуги с утра не тревожили их.
Матрена закрыла глаза, собираясь еще немного подремать. В этот момент где-то в отдалении прокатился довольно сильный грохот, похожий на треск ломающегося весеннего льда на Москве-реке. Матрена вздрогнула и открыла глаза.
– Что это грохочет? – Матрена протянула руку и легонько встряхнула за плечо Елизара. – Неужто гроза? Иль река ото льда вскрывается? Ой, слышишь? Опять гремит, да как сильно-то! Похоже, и впрямь – гроза!
– Глупая, – лениво отозвался Елизар, оторвав взлохмаченную голову от подушки, – в марте грозы не бывает. Это пушки стреляют в Замоскворечье и в Белом городе. Пан Гонсевский сказал, что приведет к покорности всю Москву, а он слово держать умеет. Не иначе, польское войско сегодня с утра опять вышло из Кремля против мятежников.
– С кем же воюет пан Гонсевский? – робко спросила Матрена.
– С мужицкой рванью и дворянами-изменниками, не желающими видеть на русском троне Владислава, сына Сигизмунда, – проговорил Елизар с оттенком неприязни в голосе и вновь уронил голову на смятую подушку.