– Ну, пожалуй, ограничимся анамнезом немножко жизни и немножко болезни! Что вас сюда привело?
– Я лётчик! – гордо сказал Иванов, а соседи прыснули.
– И что? – как можно вежливее поинтересовалась я.
– И всё! – отчего-то надулся Иван Иванович на меня, а не на хихикающих соседей по палате.
– Ну, тогда покажите, что у вас там под одеялом! – не отставала я.
Иван Иванович молча откинул одеяло, спустил с пуза штаны… Ничего особенного для гастрохирургии. Обычная срединная лапаротомия. Всё что угодно может быть.
– Так что привело-то к нам? – я не сдавалась.
– Пути господни и травма на производстве! Упал, – буркнул пациент и отгородился от меня газеткой.
– Ну, пожалуйста, Иван Иванович! – канючила я. – Меня куратор заругает…
В этот момент, как обычно некстати, в палату суёт фейс не то санитарка, не то медсестра и истошно голосит:
– Татьяна Юрьевна! Вас срочно вызывают в родзал!
– Э-э-э… – говорю я Ивану Ивановичу, – я позже зайду, потому что вот такая незадача, что им от меня надо, проклятым, от студентки четвёртого курса?
И краснею. Потому что стыдно мне стало его обманывать. Неплохой, чувствуется, мужик. А я тут с клоунадой своей.
– Издеваетесь?! – шепчет мне вслед Иван Иванович. – А ещё врачи!!! Сколько можно ржать, когда же меня уже выпишут?!
Иду и думаю, с чего бы это над ним ржать? Лётчик. Производственная травма. Упал. Пойду к Пете статью забирать с сопроводиловками, уточню. Негоже как-то, ещё и меня подставил.
Оказалось, что Иван Иванович Иванов очень любил заложить за воротник. Как назакладывается вдоволь, жена давай его пилить, мол, корова не доена, дети не кормлены, конь не валялся, а ты пьёшь, скотина! Особенно доставала она его верёвками для белья. Мол, у всех есть, а у них – нет! И так она достала его этими бельевыми верёвками, что не вынесла душа поэта – пошёл верёвки справить на лоджию. Как раз после бутылки водки. Самое оно, да. Дверью в комнату – бах! Дверцей на лоджию – хлоп! И – верёвки делать. И жену перед этим по матушке. Она и обиделась. Ну и пусть делает эти верёвки, наконец, раз такой противный и никчемный!
Делает и делает. Час делает. Другой делает. Она в комнату – ни-ни, ни ногой. А уж тем более – на лоджию. Обида потому что. И вообще – принципиальная позиция.
К исходу третьего часа к ней в дверь звонят. Незнакомка.
– Я, – говорит незнакомка, – полдома обошла, пока мне сказали, что это именно ваш муж там пьяный валяется. Дело в том, что уж не знаю, пьяный он или нет, а только на сей раз он валяется, потому что я самолично видела, как он упал с шестого этажа. Аккурат с вашей лоджии. Сорвался. Я как раз напротив живу.