Из одноэтажного деревянного домика, где располагался призывной пункт, вышел немолодой старший лейтенант. Володька бросил руку к шапке, тот ответил на приветствие, обвел всех усталым, сочувственным взглядом и вытащил список.
- Ну вот, девчата... Надо построиться, - начал он. - Буду выкликать фамилии, отвечайте - "я". Поняли?
Девушки стали неумело строиться. Было их человек пятнадцать.
- Абрамова Таня...
- Я!
- Большакова Зина...
- Я!
Так выкликнул он все пятнадцать фамилий. Все были на месте. Все ответили "я", кто смело и громко, кто тихо и неуверенно, а кто и с легкой дрожью в голосе.
- А теперь, девушки, попрощайтесь со своими родными и проходите.
Юля сразу же ткнулась холодными губами в Володькино лицо и, круто повернувшись, пошла в дом. Только перед дверью приостановилась, махнула ему рукой и улыбнулась. Улыбка была вымученной и жалкой.
Тем временем за Володькиной спиной слышались материнские причитания:
- Как же ты будешь там, девонька? Господи...
- Пиши. Как можно чаще пиши. Как время выдастся, так и пиши...
- Мужикам-то не особенно верь...
- Бог ты мой, как же отцу твоему пропишу про это?
- Береги себя, девочка... Прошу тебя, береги... Раздавались всхлипы, рыдания... У Володьки придавило грудь, и он начал кашлять - ну, какие дурешки, какие дурешки, думал он, и было ему и жалко их всех, в том числе и Юльку, до невозможности, и зло брало за глупость их, наивность.
- Куда их, старшой? - подошел он к старшему лейтенанту. - Понимаешь, только вчера с фронта, и вот... выкинула номер моя.
- Не беспокойся, - улыбнулся тот. - В Москве пока будут. Запасной полк связи на Матросской Тишине. Знаешь, недалеко от Сокольников.
- Знаю, конечно, - обрадовался Володька.
- Сам-то надолго?
- А хрен его знает. Не был еще на комиссии. Думаю, месяц, полтора...
- Ну, а их пока обучат, пока присягу примут, пятое-десятое, и больше пройдет. Так что не теряйся, когда в увольнение прибегать будет, - подмигнул старший лейтенант.
- Будь спок, не растеряюсь, - в тон ответил Володька, а у самого ныло в душе.
Постоял он еще немного вместе с плачущими матерями, искурил папиросу, а потом медленно пошел вдоль трамвайной линии. Перед глазами все еще стояла вымученная, жалкая Юлина улыбка, не очень-то его успокоило то, что Юлька будет пока в Москве. Все равно же впереди фронт.
Выйдя на Ярославское шоссе, он стал подниматься в гору и тут бросилась ему в глаза огромная очередь около продмага, но тянущаяся не из дверей, а со двора, и было в ней, в этой очереди, порядочно мужичков, что удивило Володьку.