И жили бы Седовы не хуже других хуторских семей Кривой косы, если бы не было у Якова Евтеевича одной распроклятой болезненной страсти. Он мог загулять, забыв про всё, и не приходить в себя, пока находилось что-либо, что принимали бы в кабаке. Чёрными были такие дни дли всех Седовых.
— А потом каялся, отойдя, и вновь остервенело набрасывался на работу, пытаясь наверстать потерянное время.
Но однажды, загуляв, и вовсе исчез надолго. Горько плакала ночами Наталья Степановна. Пришлось он наниматься прачкой к чужим людям, чтобы хоть как-то прокормить семью. Дети, те, что постарше, готовы были помогать ей. Но им, не знавшим ещё какого-либо ремесла, работы не находилось. Зимой вместе с холодом в хату Седовых нагрянул голод. Вася и Егорка, видя отчаяние матери, слабой здоровьем, решились на последнее — просить милостыню в окрестных деревнях.
С рассветом каждого дня палки от собак в руки, торбы за спину — и в путь. Уходили подальше, где их не знали, — стыдно было. А для печки собирали в степи сухой навоз. Но и его не много находили.
Заболел Вася, свалился горячечный, не вынеся тяжкой зимы. А однажды утром с ужасом обнаружили, что он неживой уже.
Долго не мог прийти в себя Егорка. Впервые тогда с недетской горечью он проклинал всё то, что заставляло его, маму, братьев и сестёр и многих, подобных им, влачить это нечеловеческое существование. «Отчего столько несправедливости в жизни?» — допытывался он потом у мамы. Но Наталья Степановна только тихо плакала, не зная, как ответить мальчику.
Едва высохли на Егоркиных щеках слёзы по своему брату, не дожившему до весны, мать отвела его к богатому казаку. Смилостивившись, тот взял мальчика пасти скот.
Весной принесли весть, что Якова Евтеевича видели где-то в Тамани, на заработках. Обрадовались этой вести Седовы: жив, значит, отец. Но время шло, а он всё не появлялся. И вновь надежды таяли, и плакала мама.
Три года Егорка был пастухом, погонщиком быков, а окрепнув, стал подряжаться на молотьбу, на выгрузку леса с барок.
Наконец появился однажды негаданно Яков Седов, вернулся из скитаний в свой дом. Убогим оказался вид его. Но так обрадовались отцу дети, что целовали его изношенные одежды. Три года искал Яков Евтеевич уверенных заработков на стороне, но так и не нашёл. Почему он исчез вдруг, почему знать о себе не давал в течение всего этого долгого трудного времени, дети так и не узнали. Но, покаявшись своей Наталье и получив её прощение, вновь взялся глава семьи за ненадёжное, сезонное рыбацкое дело.
Одиннадцатилетний Егорка, рослый, сильный мальчик, уже многое умел и, так же как и отец, не боялся ни работы, ни драк. У сверстников он стал признанным атаманом и во всём превосходил мальчишек своего «войска», кроме одного: Егорка оставался неграмотным, в то время как другие ребята ходили в школу.