Маша находилась в Плесецке около суток и маялась бездельем. Лейтенант Казаков и его германские коллеги пропадали неизвестно где, вплотную занимаясь подготовкой к полету, а госпоже консультанту делать пока было абсолютно нечего.
Ельцова, получив карточку-пропуск, устроила сама себе экскурсию по ангарам (в некоторые строения ее, впрочем, не пустили), понаблюдала за скучным и отнюдь не эффектным стартом какого-то рейдера… То ли дело лет триста назад, когда люди отправлялись в космос на «огнедышащих драконах», ракетах на газовом или твердом топливе! Наверняка это выглядело красиво – рев пламени, дымный шлейф, палочка-спичка ракеты, уползающая в небо… Тогда никто не имел представления о ядерных двигателях, установках, моделирующих гравитацию, или полетах через искривленное пространство Лабиринта.
Кстати, именно о техническом прогрессе и разгорелся Машин спор с Гильгофом.
– Наше стремительное движение вперед, – чуть задыхаясь, будто от астмы, втолковывал доктор из «Калуги-9», – в действительности является самым обычным топтанием на месте! Только топчемся мы по-разному – когда быстрее, когда медленнее, иногда подпрыгиваем, потом приседаем. И это почему-то гордо именуется прогрессом!
– А разве нет? – спросила Маша.
– А разве да? – с классическим одесским акцентом ответил вопросом на вопрос Гильгоф. – Посудите сами: за триста лет космической эры произошло только два стоящих открытия. В результате нелепой случайности человечество уподобилось Богу-творцу, создав подделку под живую жизнь и почти настоящий разум. Я имею в виду высокоразвитый искусственный интеллект. Второе – теория этого англичанина Эндерби, позволившая нам выйти в Дальний космос.
– Знаете, – осторожно призналась Маша, – мне почему-то жалко Альберта Эйнштейна и его многочисленных последователей, так долго заблуждавшихся…
– Эйнштейн был гениальным мистификатором! – горячо воскликнул доктор. – Не знаю, зачем ему понадобилось создавать правильную в принципе теорию, подтверждения которой встречаются на каждом шагу, и одновременно вставить в свои выкладки несколько разбросанных и крайне незаметных ошибок, успешно никем не замечаемых почти сто пятьдесят лет. Полагаю, он сделал это умышленно…
– Почему? – вытаращилась Маша. – Зачем было Эйнштейну сознательно обманывать?
– Шутка, – пожал плечами Гильгоф. – Фантастический по своей продуманности розыгрыш. В особо крупном размере, как выразились бы костоломы из следственного отдела нашего несравненного адмирала… И с особо тяжелыми последствиями. Вам никогда не приходило в голову, что Эйнштейн – человек, исключительно одаренный и способный заглядывать в будущее – просто не хотел, чтобы его сограждане однажды покинули пределы Солнечной системы?