Дверь открылась, и перед ним стояла Тоня - статная, с высоко поднятой головой, показавшаяся ему очень высокой, почти вровень с ним, какая-то другая. Не та, что в сорок втором. Повзрослевшая и похорошевшая. Она не бросилась к нему, как прежде, а стояла неподвижно, пристально глядя на него.
- Здравствуй, Володька, - наконец сказала она не холодно, но как-то бесстрастно. - Проходи.
Наверно, надо было подойти к ней, обнять после трехлетней разлуки, поцеловать, но Володьку что-то удержало: то ли какая-то напряженность в Тонином облике, то ли бесстрастность ее приветствия. И он прошел в коридор, потом в комнату, которая, несмотря на то, что в ней ничего не изменилось, показалась незнакомой и чужой.
- Садись, - предложила она.
Володька сел, торопливо достал мятую пачку, вырвал из нее зубами папироску и закурил. Тоня села напротив.
- Да, вот... - протянул он коробку конфет.
Она небрежно положила ее на стол и еще раз оглядела Володьку.
- Ну, рассказывай...
- О чем, Тоня?
- Обо всем... Начни с того, почему почти полгода не писал, а когда начал, то это были какие-то маловразумительные письма. Я ничего не могла понять. Она достала пачку американских сигарет и закурила.
- Ты стала курить? - удивился он.
- А что, не идет? - чуть улыбнулась она.
- Идет, - он посмотрел на нее. - Ты здорово изменилась. Даже не верится, что я с тобой целовался, - усмехнулся Володька, стараясь развязностью скрыть свое смущение. - Сейчас мне даже боязно к тебе подойти.
- И не надо, - спокойно ответила она.
- Почему?
- Так... Ну, рассказывай.
Но Володька медлил. Он не был готов отвечать на ее вопросы, он не решил еще, говорить ли о штрафном - кто знает, как примет она такое? И вообще не думал, что встреча начнется с выяснения отношений.
- Я жду, - напомнила она.
- Тоня, ну зачем так сразу? Со временем я все тебе расскажу, но... сейчас... Зачем?
- Нет, Володька, надо все сразу... Что-то ведь надломилось, я чувствую это.
- Может быть, мы просто отвыкли друг от друга? Ведь было всего пятнадцать дней и... три года.
- Да, всего пятнадцать дней, - задумчиво протянула она. - Но какие это были дни... Все же рассказывай, Володька, - попросила она.
- Ладно, - решил он, - не знаю, поймешь ли... Честное слово, я и сам не во всем разобрался... Понимаешь, я просто не мог писать тебе после того, что... что случилось с Юлькой...
- Это я понимаю.
- Ну, а потом был... штрафной...
- Штрафной?! - воскликнула она, побледнев. - Из-за Юли?
- Да... - опустил он голову.
- Эх, Володька Володька... - покачала она удрученно головой. - Ты опять ни о ком не подумал.