Экспансия (Авраменко) - страница 34
…- Княже, орёл прилетел с донесением!
Ратибор в волнении приподнялся в кресле, глядя на отрока, подающего ему клочок пергамента. Ухватил, развернул, пробежал глазами буквицы, и на его лице отразилось безмерное облегчение, он окончательно встал со своего места, и громким голосом объявил Совету:
— Стан, воевода пеших воинов, докладывает — осада Жаркого Града снята. Враг уничтожен практически полностью. Взято в плен две тысячи. Убито — свыше трёхсот тысяч. Остальные бежали. Рассеявшись по пустыне. Кипчаки ведут погоню.
— Гой Да! Гой Да! Гой Да!
Взорвался зал радостными криками, а князь обратился к гридням, стоящим в карауле у входа:
— Послать гонцов по граду и в прочие места — победа!
Те кивнули, исчезли за массивными дверьми. Выждав, пока буря эмоций немного стихнет, Ратибор вновь открыл рот:
— Первую битву мы выиграли, братья. Пора заканчивать.
Воцарилась тишина — не все поняли, о чём только что сказал князь. А тот повторил:
— Вторая рать готова к походу. Не в обычаях славов обиды спускать. Иду на вы!..
…Громобои били по стенам ущелья, хороня под камнепадом остатки воинов. Камни разлетались смертоносным дождём, раня и калеча всех на своём пути. Тактическое преимущество майя, расположивших последний оставшийся у них город, Тулум, на берегу моря, оказался смертельным промахом. Флот славов перекрыл все пути отступления, встав на рейде и громя строения из огнебоев крупного морского калибра. Пешцы же не стали соваться в ущелье, по которому шла единственная дорога в долину, а просто открыли огонь по стенам, ровняя сплошными чугунными болванками камень. Пять лет непрерывной войны подходили к концу, и воодушевление воинов было неподдельным. Ещё немного, буквально день, два, и закончится кровавая, подобной которой не было в истории славов, война. Умирать же в последний день тоже никому не хотелось, поэтому командиры всячески берегли людей, предпочитая убивать противника с безопасного расстояния. За время, прошедшее со дня первых сражений очень многое изменилось в Державе. И прежде всего — армия. Теперь в её составе насчитывалось почти полмиллиона человек поделенных на четыре рода войск: флот, кавалерию лёгкую и тяжёлую, сапёров, одновременно являющихся и стрелками из тяжёлых огнебоев, и пешцов, обладающих ручницами. Выросли новые мастерские и рудники, построены были заводы, где производили огненное зелье, вместо лишних площадей под посевы теперь растили хлопок, который и являлся стратегически важным сырьём наряду с кислотами. Малх внедрил поточное производство, и теперь производительность оружейников была просто запредельной. Во всяком случае, ни разу ни один род войск не испытал недостатка ни в чём за время всей кампании. Внедрялись новые способы обработки стволов, повышалась точность обработки, вводились в действие новые механизмы и станки. Ратибор разрешил махиннику делать любые изменения, но при одном условии — снабжение армии не должно прерываться ни на мгновение. Так появились огромные дульнозарядные осадные орудия, легко проламывающие стены укреплённых городов майя. При их помощи Каминалджуй, Копайя, Кирикуйя были взяты практически без потерь. Устрашённые разрушениями, которые производили настоящие монстры, швыряя разрывной снаряд весом в двести пудов, майя просто бежали в джунгли, пробираясь к другим городам своей империи. Их ловили, как только могли, и убивали, убивали, убивали… Это вошло в практику после того, как пал первый город людоедов — Паленке. Битва за него была жаркой, и славы понесли серьёзные потери… Тогда ещё только отрабатывалось взаимодействие родов войск, тактика, новые виды вооружения… Но всё же город был взят, правда, после того, как пал его последний защитник… И то, что обнаружил за стенами славы просто перевернуло всё мировоззрение воинов… Бездонные колодцы, набитые человеческими останками, огромные холмы из отрубленных черепов, и гигантские пирамиды, навеки пропитанные кровью жертв, принесённых в жертву Пернатому Змею… Даже немногими пленницами не воспользовались дружинники, хотя это и не возбранялось. Просто как то взять женщину, которая позавтракала ручкой грудного младенца, пообедала нежным поджаренным рёбрышком молоденькой девочки, а на ужин собиралась насладиться печенью взрослого мужчины… И дальше, словно сговорившись, пленных не брали… Командиры предпочитали увеличить время огнебойного огня, стирая с лица земли строения и пирамиды, хладнокровно расстреливая всё живое на дистанции действительного огня, чем входить в города, полные людоедов… С особым рвением охотились на жрецов жуткого культа, изукрашенных разными красками и одетых в жуткие маски. Этим пощады тем более никогда не было, а взятых в плен казнили самыми жестокими способами, зачастую просто разрывая их на части быками. К этому стали прибегать после того, как один из обозов был захвачен лазутчиками майя врасплох, и все обозничие были зверски умерщвлены на вершине пирамиды. В живых оставили лишь одно юношу, послав его обратно, чтобы тот рассказал славам, что их ждёт. Его рассказ потряс всех. Разум отказывался верить в то, что сотворили над несчастными чудовища в человеческом обличьи. Но глядя на несчастного, лишённого мужских достоинств, с вырванными ногтями, отрезанным носом, люди поневоле начинали понимать, что лютые пытки и казни были на самом деле… С той поры приказ был один — пленных не брать. Не взирая, мужчина то, или женщина, ребёнок или старик… И вот — последняя битва. Обстрел не стихал уже четвёртые сутки, сравнивая с землёй когда большой и пышный город, построенный на костях в прямом и переносном смысле этого слова. Разлетались на куски пирамиды, рушились громадные здания, хороня под своими обломками тех, кто пытался в них укрыться. Многочисленные каналы города стали алыми от человеческой, если майя можно было назвать людьми, крови… Они с лихвой получали то, что несли другим. И не сказать, чтобы это было людоедам по душе. Славы всегда отличались долготерпением, но когда их задевали — горе было обидчикам. Белокожие пришельцы не успокаивались до тех пор, пока в могилу последнего врага не был забит кол. Щадили, как правило, детей. Иногда — женщин. Особенно, красивых. Славы никогда не упускали случая влить толику свежей крови в свои жилы, а потом посмотреть на то, что получилось. Но здесь… Никакой пощады! Ни капли жалости! И грохот множества огнебоев ставил точку в существовании изуверской цивилизации. Возможно, исследователи в будущем станут пенять за геноцид несчастных индейцев, создавших величайшую в истории двух континентов цивилизацию. Но достойна ли считаться цивилизованной страна, которая употребляет в пищу человеческое мясо? Подобных исследователей бы следовало отсылать в прошлое, прямо к тем, кого они превозносят до небес, дабы на собственной шкуре они ощутили, как себя чувствует распятый на плите пленник, которому вырывают сердце и жарят, чтобы съесть лакомый кусочек, на его ещё живых глазах… Майя точно знали, сколько живёт мозг, лишённый притока свежей крови, и в эти минуты вкладывали столько жестокости, что это просто невозможно описать, чтобы не вызвать упрёки читателей в излишнем смаковании пыток и извращений… И вот, наконец, на обломки города ступала нога дружинника славов… Они шли молча, внимательно всматриваясь в груды расколотых камней. Время от времени взмах меча проверял, мертво ли распростёртое тело, или просто чудом уцелевший под огнём притворяется мертвецом в тщетной попытке выжить… И вот воины выходят на богато отделанную резным камнем пристань. Живых больше нет. На волнах покачиваются раздутые трупы, которые рвут морские родственники майя — акулы. Вода густо окрашена кровью, всюду плавают останки страшного пиршества рыб… Вольха, прошедший все пять лет войны, остановил своего тура у воды. Тот шумно вздохнул, опустил голову, лизнул горькую лужицу, чудом оставшуюся чистой на поверхности каменной плиты, вновь недовольно фыркнул, пуская обильные слюни — горькая вода моря пришлась зверю не по нраву. Воин выхватил меч и вскинул его вверх, салютуя Яриле, ярко светившему с кристально чистого неба. А потом во всё горло завопил: