— Эй, бродяги мои, на поверку становись! Студент, в радиве уже про американцев говорят! Водой вас облить?
Она может это сделать. Вскакиваем, потягиваемся. Голые по пояс выбегаем во двор, торопливо обтираемся снегом.
По утрам я не привык много есть. Но знаю, что скоро ужасно проголодаюсь на работе. Заворачиваю в газету бутерброд с салом. Гриша уплетает за обе щеки.
— Интеллигенция! — говорит ему Верка, указывая на меня. — Тебе бы портфельчик! Знаешь, вот так в руку его — и на работу. — И она демонстрирует, как ходят на работу с портфелями.
Когда спешим к перевалочной базе, на улицах ещё темно. Окна в домиках светятся. Город проснулся, но на улицах оживления ещё нет. Тихвин — тихий бревенчатый городок. Есть тут две местные знаменитости: Сашка-дурачок и Веня-дурачок. Сашка — тот самый кучерявый мужчина, которого я угостил чаем, сойдя с поезда. Сашка отирается возле чайных, столовых: колет и носит дрова, а за это его кормят. Без Вени, говорят, не обходятся ни одни похороны. Если его не пригласят на поминки и не угостят хорошенько, он может устроить какую-нибудь пакость семье покойника. Высокий и хилый, Веня в субботу или воскресенье обязательно появится на нашей улице. Сам он не просит милостыни, но все знают причину его появления. Подают ему копейки…
Когда мы с Гришей приходим на базу, в шпалорезке, в тарном цехе уже работают. Грузчики — нет: обычно вагоны ещё не поданы со станции. Грузчики ждут их в бревенчатом домике, разделённом стенкой на два помещения. В первой комнате, где стол мастера и телефон, сидят на скамейке пожилые рабочие. Во второй комнате — молодняк: одни досыпают, сидя на полу, привалившись к стене, другие играют в карты.
Мастером работает сорокалетняя женщина со сросшимися бровями. Энергичная, острая на язык, она за словом в карман никогда не лезет. Резка не так с грузчиками, как со своим и железнодорожным начальством. И очень нравится грузчикам.
— Побежала Маша на станцию, — говорят в первой комнате, — даст сейчас по мозгам этому Подзорову!
— Молодец девка. А что ж: заказали пять паланд, а они обещают две; заказали два крытых вагона — они дают четыре. Да и тех ещё нету! Значит, опять часам к одиннадцати только пригонят!..
— Железнодорожники хитры: когда мы просиживаем тут, выходит, ничего, сидите… А задержим их вагоны — плати им за простой!
— И управы на них нет, на эту железную дорогу. Всегда так у них было!..
Но вот возвращается со станции мастер. Она в сапожках, фуфайка перетянута узким пояском.
— Мужики, пишем акт, — громко произносит она, садясь за стол. — Одно хамьё на этой железной дороге — разговаривать не хотят! Если к девяти не подадут вагоны, подпишем его, и пусть тогда хоть за час простоя попробуют придраться к нам.