— Вот сколько вас, — проговорил он, — целое стадо.
— Кургузов есть там? — Да, этот вопрос выскочил из меня.
— Кто?
— Это я так, — сказал я.
Покуда он не упомянул о стоимости года моей жизни, я чувствовал себя человеком. Теперь я спокойно смотрел на него. Даже равнодушно.
— Так-с, что же нам делать? — спросил Никодим Петрович.
Я пожал плечами.
— Мне негде жить.
Он взял ручку. Подумал. «Предоставить общ.» написал он и расписался.
Секретарша встретила меня вопросительным взглядом. Я показал ей своё заявление. Она облегчённо вздохнула.
— Замечательно. Я рада за вас. Теперь уж заместитель по хозяйственной части подпишет сразу. Давайте я сама снесу ему.
Минут через десять заявление было опять в моих руках.
— Спасибо, — сказал я секретарше.
— Не за что. Я рада за вас. Вам повезло.
Я засмеялся:
— Мне не повезло, я просто проскочил. Так сказал Никодим Петрович.
— Ха-ха-ха! Он сегодня в настроении!
— До свиданья.
— Всего доброго. Устраивайтесь. Больше не делайте ошибок!
— Постараюсь!
В голове мелькнуло — проскочил — и я рассмеялся.
Я живу теперь в корпусе энергомашиностроительного факультета. Койка моя в трёхместной комнате, у окна. Слева койка Димы Майченко, справа — Толи Скйрденко. Оба приехали сюда с Алтая. Они отличные, ярые баскетболисты. Почти ежедневно после занятий спешат в спортзал, носятся там с мячом. Потом обедают. Вернувшись в общежитие, падают трупами на койки и отдыхают, поругиваясь.
— Проиграли из-за тебя, Скирда, — говорит Дима в подушку, — три паса и два таких броска изгадил!
— Из-за тебя, — глухо отвечает Скирденко, — надо было прикрывать этого Фёдорова. А ты по краю носился. А зачем — и сам не знаешь. Тебе вторые очки надо надеть, чтоб игру видеть.
Начинается перебранка. С первого по десятый класс они учились вместе, сюда приехали вместе. Родители их хорошо знакомы между собой. И они как бы братья. В серьёзный момент будут стоять друг за друга до последнего. Но в обыденной жизни послушай их посторонний — подумает, что они заклятые враги. Мне кажется, им вместе скучно.
У Скирденко монгольский тип лица, он более замкнут, чем Дима, который поёт в институтском хоре и очень общителен. Дима — староста группы. Тетради носит в портфеле. Очки придают его русскому лицу степенный вид. Когда Дима задержится в институте, заявится в комнату позже своего друга, да ещё чем-нибудь огорчённый, угрюмый, Скирден-ко вытянет руку, укажет на него пальцем.
— Ге-ге-ге! — закричит он. — Смотрите, кто пришёл: профессор Майченко! Староста-провокатор! На кого доносил в деканате? Ха-ха!
Если Дима расстроен, не обращает внимания, скажет: