Величко Таня приехала из Запорожья. Маленькая, хрупкая и подвижная, она по лестницам не ходит, а летает. У неё толстая коса, беленькие узкие воротнички. Тетради носит в портфеле, и, если б надеть на неё школьный передник, никто бы не подумал, что она студентка. Её выбрали профоргом группы, она и член курсового бюро. Отвечает за чистоту в комнатах первого этажа.
Толстова приехала из Минской области. Немного соответствует внешностью своей фамилии. Видом строга, почти никогда не улыбается. Драчунья. На лекциях и практических занятиях любит садиться на одном и том же месте. Когда знакомые ей студенты занимают её место, она с боем отвоёвывает его.
Наконец, Эльвира Столинская, прозванная в группе Дамой. Всегда нарядно одета, туфли с высокими каблучками. Маникюр. Лёгкая косметика на красивом лице, удивительно гладкая и чистая кожа. Глаза с голубоватыми белками. При этом у неё вполне развиты женские формы. Их она ловко подчёркивает одеждой. Она ленинградка. В группе ни с кем не дружит. Почти не разговаривает. А когда говоришь с ней о чем-нибудь, улыбается какой-то наивно-снисходительной улыбкой. По субботам за ней приезжает на «Победе» рослый и представительный малый в пижонистой короткой кожанке и при галстучке.
Таков женский контингент в моей группе.
Надо сказать, в течение первого семестра более или менее интимного сближения между знакомыми мне девушками и ребятами не происходит. Хотя и совершаются совместные походы в кино, театры. Мне театры никакого удовольствия не доставили. До приезда сюда я в театрах не бывал. В школе ставили пьесы; я играл Бубнова, Швандю. Но то была детская забава. Помню, мне было лет шесть-семь — в школу ещё не ходил, — услышал по радио арию Джильды из «Риголетто». Понятно, я об опере никакого понятия не имел. Я прослушал всю арию до конца, и потом, едва слух мой улавливал мелодию этой арии, я бросал игрушки, усаживался под круглым репродуктором. Слушал.
Воображение рисовало какую-то сказочную страну с великолепными садами, похожими на цветники, расположенные через дорогу от нашего дома. Я переносился в эту страну. Долго не мог очнуться, выйти из странного блаженного состояния. Что-то подобное ожидал испытать теперь в театре, но этого не случилось. В Мариинский театр мы попали на «Фауста» и едва досидели с Болконцевым до конца спектакля.
— Лучше пластинки покупать и слушать дома! — сказал Николай. — А так — скука какая-то…
Отец присылает ему каждый месяц по пятьсот рублей. На сберкнижке у него девять тысяч, заработанных в тайге — в сопках, как он говорит. На следующий день Николай купил приёмник с проигрывателем, десятка два пластинок. Должно быть, к театру надо привыкнуть. Но для этого нужны время и деньги.