Тамерлан понял, что не в силах удержать войско, которое вот–вот побежит, бросая оружие и навеки покрыв позором своего повелителя.
И Великий Тамерлан приказал отступить.
* * *
Польская граница, 1750 год.
Проклятый дождь лил, не переставая, третьи сутки подряд.
Крохотный шинок, притулившийся на обочине дороги, вившейся вдоль опушки, превратился в маленький островок, окруженный непролазной грязью.
Земля теперь была не земля, а топкое болото, окружившее шинок со всех сторон, оставив нетронутыми лишь подходы со стороны громадного черного леса. Едва заметно просматривалась колея на дороге, да глубокие следы лошадиных копыт.
— Зарядило тебя, нелегкая, — бормотала себе под нос старая шинкарка, восседая за широкой деревянной стойкой и протирая глиняные кружки грязной тряпицей. — Как жить‑то? Кто сюда приедет по такой‑то погоде?
Внутри питейного заведения темно: хозяйка экономила на свечах, а потому палила лучину. Вот и сейчас единый слабый огонек березовой щепочки, погруженной в постное масло, освещал убогое помещение. Провалившийся деревянный пол, грубые деревянные лавки, не скобленые деревянные столы… В углу — большие плетеные бутыли, содержимое которых не вызывало сомнения. И еще — деревянная лестница, уходившая под потолок: то ли на чердак, то ли на второй этаж.
Пожилая шинкарка закончила протирать последнюю кружку. Огляделась, достала из кармана кожаный кошелечек и вытряхнула деньги на стойку. В темноте раздался звон мелких монет, сопровождаемый горестным вздохом шинкарки. Едва она успела сбросить обратно в кошелечек свое жалкое богатство, как за дверью раздался грохот. Кто‑то споткнулся о стоявшую в сенях бочку с водой и громко выругался.
Еще через мгновение в шинок ввалились двое: грязные, усталые, мокрые, перевязанные тряпками, сквозь которые проступила кровь. Шинкарка обмерла, прижав к себе кошелечек.
— Здорова будешь, хозяйка, — приветствовал шинкарку мужик со здоровенным бельмом на глазу.
Оглянувшись по сторонам в поисках образов и не найдя их, он перекрестился на бутыль в углу и недовольно бросил:
— Что смотришь, как коза не доенная? А ну, живо, тащи водки, да еды какой собери то ж! Не видишь, с ног валимся…
Путники устало опустились на лавки и тяжело облокотились руками о грязный стол. От них шел сырой запах ночного леса.
Шинкарка не заставила упрашивать себя дважды, почуяв, что в накладе не останется. Тут же на столе появились кружки, миски с солеными огурцами, квашеной капустой и хрустящими рыжиками. На отдельном блюде был принесен изрядный шмат сала, и еще — большие куски волокнистой жесткой говядины. Из оплетенной бутыли шинкарка плеснула водки в высокий кувшин, прошаркала к столу и, не спрашивая, наполнила кружки до краев.