— Это ты, Ферапонт? — вскричал Левшин. — Зачем ты здесь?
— Виноват, батюшка, не утерпел! Хотелось поклониться московским угодникам.
— Эх, брат! — прервал Колобов, — напрасно ты ушел с постоялого двора…
— Да там, батюшка, остались конюх Вавила и двое подводчиков: ничего не пропадет.
— Успел бы и после побывать в соборах, то ли теперь время.
— А что, сударь?
— Разве не видишь?
— Вижу, батюшка: народ так и валит в Кремль… Видно, ход?
— Какой ход!
— Что ж это, Колобов! — вскричал с нетерпением Левшин. — Долго ли нам здесь стоять? Пойдем лучше к Никольским воротам.
— А вам, батюшка, пройти, что ль? — спросил Ферапонт. — Так прикажите, я как раз дорожку прочищу.
— Вишь какой Еруслан Лазаревич! — сказал Колобов. — Нет, брат, тут на силу не возьмешь.
— А вот посмотрим! — прошептал Ферапонт. — Он уперся могучим плечом в толпу, понатужился, двинул — и вся эта плотная масса народа заколебалась.
— Тише, тише! — 'раздались голоса впереди.
— Батюшка, давят! — закричали под воротами.—
Смерть моя!., раздавили!.. Куда ты, разбойник этакий!.. Тише, тише!.. — Но Ферапонт, не обращая внимания на все эти вопли и ругательства, продолжал медленно подвигаться вперед, а за ним Левшин и Колобов.
— Уф, жарко! — сказал он, отдуваясь, когда они выбрались наконец за ворота. — Ну, тесно! Еще бы этак саженей десятка три-четыре, так и я бы из сил выбился!
— Экий бык! — промолвил Колобов, глядя с удивлением на Ферапонта. — Однако ж, брат, ступай и здесь передом: вишь народу-то набралось! А, чай, там, около Грановитой палаты, хоть по головам ходи.
И подлинно, вся нынешняя Дворцовая площадь запружена была народом. Несмотря на охранную стражу, составленную из стрельцов Сухарева полка, толпы всякого рода и звания людей ежеминутно прорывались к Красному крыльцу, которое было все усыпано народом. Ферапонт принялся снова работать плечами, валя народ направо и налево, и лишь только потряхивал курчавою головою, когда какой-нибудь невежливый кулак задевал его по затылку. Вот наконец наши приятели протеснились до Красного, крыльца и, оставив Ферапонта внизу, начали взбираться по лестнице. Мимоходом они заметили, что большая часть людей, захвативших все входы в Грановитую палату, состояла из раскольников: у каждого за поясом четки, у иных в руках книги и почти у всех за пазухой каменья. Все эти раскольники были в каком-то исступлении, и у некоторых лица rsbipa-жали такое нечеловеческое зверство и остервенение, что страшно было на них взглянуть.
В сенях перед Грановитой палатой столпилось человек двести этих бешеных изуверов — пройти было невозможно.