Кошка слезла со штор: устала висеть. Кошка перестала мяукать: совсем охрипла. Кошка сидела тихо и смотрела на часы с кукушкой. Полчаса смотрела, еще полчаса. Еще и еще. Смотрела и думала. И наконец, поняла, что кукушка действительно «деревянная птичка». Не настоящая… Не живая… Игрушка. Вот так… Успокоилась. Расстроилась ли, нет — кто знает? «Ну, деревянная, ну, что поделаешь…»
А когда зазвонил телефон, как обычно, нахально и бешено, кошка и ухом не повела: «Это еще ничего не значит, что у тебя такой голос, — подумала она, может быть, ты тоже вроде деревянной игрушки». И когда заурчали водопроводные трубы, она решила: «Урчите, урчите. Мало ли кто урчать может.»
И когда пришла хозяйка, веселая и ласковая, как обычно, кошка встретила ее уже не тем, совсем взрослым, котенком или не той, совсем молодой, кошкой. Она стала просто взрослой кошкой. И больше всего на свете ей хотелось сейчас понять: ее хозяйка, самая добрая, самая хорошая, ее хозяйка, она — живая или вдруг тоже… немножко игрушка?..
Едва вернувшись с работы. Лев Сергеевич кинулся к Толстопузику. Весь день он страшно волновался: а вдруг жена, как и обещала, выбросит его любимца. Но нет: Толстопузик на месте, в своем уголке. Зато жены. Веры Викторовны, можно сказать, нет дома — так беззвучно встретила она мужа, не оторвав глаз от книги. Она не разделяла, мягко говоря, любви мужа к Толстопузику. Лев Сергеевич знал об этом отлично, но не мог, просто был не в силах отказаться от удовольствия держать дома эту безобидную животинку. «Домашнее животное, — справедливо утверждал он, — делает человека добрее».
«Не замечая» воинственной холодности жены. Лев Сергеевич весело заговорил.
— Погода-то, погода-то, Верочка! Ну просто чудо!
— Рыба на сковороде, компот в кастрюле, — ответила Вера Викторовна, ни на секунду не оставив чтение.
«Не идет на контакт, — грустно подумал Лев Сергеевич, — из-за него, из-за Толстопузика. Но чем мешает бедная крошка? Сидит тихонько в уголке за дверью, и не видно и не слышно его».
Лев Сергеевич решил попробовать еще раз. — Ты только представь, Верушка, лифт опять не работает. Третий раз за неделю! У меня просто ноги отваливаются!
— Не отвалятся, — пока без эмоций ответила жена. Лев Сергеевич потоптался на месте. — Верочка, я знаю, ты из-за него, из-за Толстопузика сердишься. Но имею же я право держать такое безобидное, нетребовательное животное. Ведь это не дог Петровских. Не ангорский котище Якушевых, не попугай Литвиновых.
Полетела в сторону книга Веры Викторовны. Взорвалась жена любителя безобидных животных: «Да пусть бы он лучше заглатывал мяса больше дога! Пусть бы он разодрал всю мебель, как кот Якушевых, пусть бы он, как попугай, выкрикивал слова… не те, что нужно, чем… плести свою идиотскую паутину!»