Из полумрака, где находилась кровать Фалька, раздалось презрительное фырканье.
— Удивительно, насколько люди схожи, не важно, какому сословию они принадлежат, где живут или откуда родом. В конечном итоге все помышляют лишь о собственной выгоде, не задумываясь понапрасну ни на минуту, каково при этом приходится окружающим.
— Для тебя это новость? — спросила Зара, несколько удивленная такой наивностью.
— Ну да, — ответил Фальк, — собственно, до сих пор я всегда думал, что только я такой, а все прочие — добропорядочные люди, преисполненные страха Божьего и всегда ближнему делают только добро.
Зара подняла брови:
— Ты не можешь так думать серьезно!
— Нет, конечно, — сказал Фальк и рассмеялся. — Но это помогает чувствовать себя особенным.
Зара пристально посмотрела на Фалька сквозь темное пространство, потом устало покачала головой и откинулась на подушку. Постель была жесткой, матрас вообще отсутствовал, но она испытывала приятную расслабленность после множества ночей, проведенных под открытым небом. Хотя подушка вместо гусиного пуха была набита соломой, это все равно лучше, чем жесткая холодная земля. Зара не могла даже припомнить, когда она спала в последний раз на настоящей кровати. Так что поездка в этот заброшенный уголок Анкарии оказалась своего рода возвращением в цивилизацию, как парадоксально это ни звучало бы. И хотя Зара опасалась снов, которые, по всей вероятности, снова настигнут ее, как только она окажется в объятиях Морфея, она решила насладиться необычной роскошью, предоставленной в ее распоряжение.
Наконец, кто в состоянии сказать, что произойдет завтра?
В своей жизни Зара уже не раз бывала на облавной охоте, но представшая взору картина, когда они с Фальком при первых лучах наступающего дня вышли из трактира, даже у такого опытного воина, как она, вызвала удивленное восклицание.
На площади перед «Золотыми каплями» собралась толпа, как во время народного гулянья. Кого тут только не было: слуги, крестьяне и сборщики торфа с луками и навозными вилами, охотники верхом на лошадях, с мушкетами в длинных седельных сумках, следопыты со всевозможных пород большими и маленькими собаками, взбудораженными, рвущимися со сворок, мальчики и юноши, загонщики — с бубенчиками и жестяными банками, в которых громыхали камни, чтобы вспугнуть добычу. Еще здесь были зажиточные граждане и дворяне, которые составляли, правда, лишь незначительную часть толпы, но тем не менее выделялись, подобно пятну от красного вина на белой скатерти, — мужчины и женщины в шикарных охотничьих костюмах, расшитых золотом, в шляпах со сверкающими павлиньими перьями, с руками, затянутыми в тонкие кожаные перчатки, с лакеями и крепостными, которые вели под узды лошадей и исполняли ту работу, для которой их господа были чересчур благородны. Впрочем, господа здесь присутствовали не затем, чтобы прикончить зверя, на совести которого был десяток человеческих жизней, а скорее ради самой декадентски изысканной охотничьей вылазки, от нечего делать, чтобы скрасить время перед очередной чашкой чаю и вежливым разговором у камина.