Герр Штайнмайер очень не хотел вставать с кровати, потому что сон, который прервал золотой будильник, был почти полностью посвящен бабочкам, которые летали по лютикам луговым и подснежникам европейским. Открыв глаза и выключив «дррррыыыынннь», Штайнмайер вновь закрыл глаза в надежде поспать еще немного. Но так как за последние 20 лет он ни разу не засыпал после того, как зазвенит будильник, а смиренно ехал на свою рабскую работу, заснуть не получилось и ему пришлось подняться с кровати. Его решением было все делать чрезвычайно медленно, чтобы не видеть ничего, а в первую очередь – биржевых сводок. Он медленно поднял свое уже совсем не молодое туловище и сел на кровать. В пижаме было так уютно сидеть и Штайнмайер даже подумал, не посидеть ли ему так еще полчаса (для него ранее – непозволительно долгое время), но тут он увидел за своим письменным столом мужчину в белом костюме. Он сидел к нему спиной.
– Господин, прошу прощения, что Вы делаете?
– Герр Штайнмайер, – обернулся и сидел к нему теперь в полоборота незнакомец, позвольте мне попросить прощения у Вас, что я так рано оказался в Вашем доме. Уверяю Вас, через минуту Вы меня уже не увидите.
– Почему же? Разве Вы куда-нибудь спешите?
– Увы, да. Я знаю, что никуда не спешите Вы, поэтому позвольте попросить у Вас… Вам покажется моя просьба странной, однако же ответьте честно, извините еще раз, что все так резко, просто у меня действительно мало времени, чего бы Вы хотели?
– Я?
– Да герр Штайнмайер, это чрезвычайно важно.
– Я бы хотел… Знаете, я бы хотел, чтобы больше мне не пришлось ходить и наблюдать бабочек, это для меня очень много значит. Хотя бабочки такие красивые!
– Мне не сложно понять, о чем Вы говорите, герр Штайнмайер. Еще раз прошу прощения.
Швейцарский Бен Гур сладко зевнул, потянулся, хотел уже что-то ответить незнакомцу, но тот исчез.
– Весьма удивительный человек, – сказал Штайнмайер вслух и завалился опять спать. На этот раз ему удалось заснуть.
…
– Дети, скорее, вставайте, бежим!
Дети открыли глаза на полсекунды раньше, чем Надиа прокричала им. Невероятный грохот сотрясал всю комнатенку, на улице не было слышно лая собак. Надиа кричала что есть мочи, пытаясь растолкать и собрать двух своих сыновей и дочь. Младшего Каддура она уже держала на руках, когда грохот на мгновение усилился, а потом наступила тишина, и только какой-то звон стоял в ушах. Надиа видела, что Мерием плачет, а Суад оглушен так же, как и она. Потом опять наступило время грохота и рева турбин «Еврофайтеров» и «Торнадо». Бежать из дома надо было сейчас, а не через секунду, в любой момент трясущиеся стены могли рухнуть. Сама она встала не ранее, чем за секунду до детей, но успела подняться и прокричать, чтобы дети тоже вставали. Вся сцена длилась около 5 секунд, но для Надии время просто не существовало, осталось только пространство, в котором не было ничего, кроме Мерием, Суада и Каддура.