— Ключи от машины и от дома я оставила на столе в гостиной, — стараясь сохранять внешнее спокойствие, проговорила она. — Если тебе нужен будет официальный развод, найдешь меня у родителей… Ну что, скажем друг другу «до свидания»?
— По правилам дурной мелодрамы с демонстративным уходом из дома с одной котомкой за плечами, положено говорить «прощай».
— Прощай, — с каким-то отчаянным вызовом произнесла Поля.
Борис ничего не ответил. Она бросила на него последний, долгий взгляд, поправила на плече ремень довольно тяжелой сумки с кассетами и вышла из квартиры, аккуратно прикрыв за собой дверь.
…Добрая бабушка на вахте общежития встретила ее приветливой улыбкой и, конечно же, согласилась покараулить сумку. Поля и сама не знала, зачем поднимается сейчас наверх, что хочет услышать. И вообще, хочет ли увидеть Антона. Она уже почти решила, что нужно повернуть обратно, когда он вдруг возник прямо перед ней на лестничной площадке третьего этажа.
На нем была свободная яркая рубаха навыпуск, в руках он держал полбуханки ржаного хлеба.
— Привет, — Антон сел на перила и, обняв ее за талию, притянул к себе. — А я уже начал скучать. Почему-то подумал вдруг, что ты обиделась из-за этого инцидента в Питере… Ну да не будем больше об этом вспоминать, ладно?
— Ладно, — проговорила она как-то механически, не вникая в смысл слов. Вообще, последний час Поля жила, как в полусне. Недавнюю яркость чувств, пронзительную обиду, ярость и невозможное унижение сменило тупое, странное оцепенение. Она еще способна была что-то ощущать до того, как сказала Борису: «Прощай!» Господи, как ждала она, как надеялась до самой последней секунды, что он удержит ее, остановит! Хотя здравый смысл, теплящийся где-то в самом дальнем уголке сознания, неумолимо подсказывал, что рассчитывать на это глупо…
— Эй, ты что какая-то замороженная, красавица моя? — Антон шутливо подергал ее за пуговицу на жакете. — Просыпайся, просыпайся, сейчас пойдем ко мне кофе пить. Видишь, я уже и хлеб для бутербродов нашел.
Поля снова машинально кивнула. Однако в комнате он к кофейнику и не притронулся, а сразу прижал ее к стене и торопливо скользнул руками вверх по бедрам, задирая узкую юбку.
— Ох, красавица моя! — проговорил он уже совсем другим тоном и зарылся лицом в ее волосы, лежащие на плечах. Ей совсем не хотелось сейчас близости с ним. И хотя Антон, как прежде, был нежен и умел, тело ее отвечало вяло и апатично. Но он тем не менее не оставлял своих попыток растормошить ее, лаская горячим языком широко раскинутые ноги, проникая в глубь нее, снова приподнимаясь на локтях и нежно прикусывая соски.