И сидела поначалу смирно, присматриваясь и прислушиваясь, соображала, как себя вести в незнакомой компании, но когда все, подвыпив, заговорили разом и обо всем, отважилась раз-другой прогнать что-то смешное, и получилось удачно, даже Елена и Елизавета перестали на короткое время шептаться и с удивлением взглянули на бойкую малолетку.
Что же касается меня, то лишь только я встречался с Лидкой взглядом, в глазах у меня темнело. О чем-то все же я с ней разговаривал, наливал ей в рюмку вино, убеждал попробовать «салатик» (из болотной ряски!). Вино она пригубила, а от «салатика», фыркнув, отказалась.
Вообще-то она уже скучала, уже с трудом скрывала раздражение – ну понятно, в этой компании не было ни одного свободного парня (я почему-то не в счет), даже у бесперспективного в смысле флирта Аккуратова сидела на коленях девица; к тому же, Лидка оказалась явно не готова участвовать в спорах о последней повести Василия Аксенова (и предпоследнюю-то не читала) или о польском фильме «Пепел» (не смотрела и даже не знала, что стоит посмотреть); короче, самолюбие ее было задето, и поэтому она всем назло зевнула; правда, прикрыла пухлый алый ротик пухлой белой ладошкой.
Генка насмешливо смотрел на меня через стол.
«Что же я могу сделать? – тоже глазами ответил я ему. – Это судьба».
Лидка между тем предприняла совсем уже отчаянную попытку привлечь к себе внимание противоположного пола: хватив для храбрости сразу целых полбокала, крикнула: «А давайте танцевать!»
Девушки, за исключением Елены и Елизаветы, возобновивших перешептывание о солевых растворах, поддержали ее (в надежде хотя бы по очереди пообжиматься с любимым Геничкой).
Задвинули стол в угол, включили магнитофон. Разбились на пары (в основном, шерочка с машерочкой) и стали медленно перебирать ногами на одном месте. Увы, я никак не мог решиться обнять Лидку за талию, а она, вытянув шею, все хотела что-то увидеть у меня за спиной, даже вставала на цыпочки.
Но вот заулюлюкали битлы, Лидка встрепенулась и пошла выламываться и выкаблучиваться, и вертеть круглой попкой. Остальные девчонки плясали тоже классно, но до Лидки им было далеко.
Впрочем, развернуться не хватало места, толкучка скоро ей надоела, она недовольно сморщила носик и засобиралась домой. Я вызвался ее проводить. Пожала плечами: «Проводи». По дороге трендел обо всем на свете – старался показать, как со мной может быть интересно. Хмурилась. Спросил номер телефона – продиктовала с явной неохотой. Пообещал позвонить завтра же. Снова пожала плечами: «Звони».
А тем временем в комнатушке Савушкиных выступал Аккуратов, напившийся, кажется, впервые в жизни. Нет, сначала он долго и отрешенно икал. Потом стали очевидны рвотные позывы. Лариска, та самая, которая обещала ждать, повела его, как слепого, в туалет и там, чтобы ускорить процесс, засунула ему в рот свою руку – чуть ли не по локоть. Аккуратов хрипел, рычал, а потом выскочил из туалета и с воплем: «Это ваши меня завалили!» схватил Генку за грудки. Тобиас попытался утихомирить Аккуратова, между ними завязалась борьба, гремели опрокидываемые стулья. Тут вернулся с улицы я и полез их разнимать; то ли забыл, дурак, правило: «двое дерутся, третий не встревай», то ли, раздосадованный нелюбезным Лидкиным обхождением, тоже хотел помахаться, отвести душу, – не помню. Как бы то ни было, Аккуратов, занятый противоборством с Тобиасом, все же заметил боковым зрением, что я захожу с тыла, и, на миг обернувшись, встретил меня прямым в подбородок.