Может быть, Сергей имел некоторые основания считать, что этот диагноз закрывает ему путь к "большой" карьере. Постоянные же мысли об этом вызвали у него настолько сильное возбуждение, что болезнь была на грани рецидива.
Однако опыт первого голодания подсказал юноше путь к выздоровлению: он пришел в нашу клинику для повторного прохождения курса. "Я хочу быть полноценным человеком, я должен поправиться", – говорил он.
Уже на 3-й день голодания больной сделался немного спокойнее. Он перестал, как в первые два дня, метаться по коридору. Говорил, что каждый день голодания вносит в мысли порядок. Много читал, играл в шахматы, решал кроссворды. На восстановлении отмечал, что чувствует себя хорошо. Собирался готовиться к сессии в институте.
Выписали мы Сергея в состоянии практического выздоровления. Он может учиться, может работать.
Больной К. был одним из тех, кто попал на лечение в нашу клинику, не побывав до этого, как многие другие пациенты, в ряде психиатрических лечебниц. Не подвергался он и специальной медикаментозной терапии.
Сам К. считал, что болен пять лет. И все эти годы он боролся со своим недугом, который называл "нереальностью".
Впервые это произошло на стадионе, на волейбольной площадке. Однажды вечером играли три часа без перерыва. всё было привычно – партнеры, площадка, вечер, пыль, одни и те же приемы игры. И вдруг наступило какое-то странное оцепенение, полусон – мозг устал от напряжения, а тело продолжало механически выполнять надоевшие движения. Это состояние длилось 5 -10 минут. После игры оно мгновенно исчезло.
Потом произошло событие, потрясшее К. Школьник старшего класса Петя выехал па велосипеде на дорогу и, не заметив грузовика, попал под колеса. Это событие К. описывает в своем дневнике так: "Потрясла меня прежде всего обжигающая мысль, что и я, я мог бы оказаться на его месте. Никогда раньше я не задумывался о жизни и смерти, такой важный вопрос меня раньше не занимал. Не занимал потому, что не приходилось вплотную сталкиваться со смертью. Я никак не мог представить себе, что и сам смертен.
Потрясла меня и возмутила жестокость жизни – почему погиб так страшно и так глупо 15-летний парень, единственный сын у родителей, которому только жить и жить? Почему так холодны люди, так мало плачут, спокойно разговаривают?
На все эти мучительные вопросы я искал и не мог найти ответа. Мой житейский опыт не мог его дать. Похороны возмутили меня спокойствием присутствовавших учащихся, пошлыми толпами зевак и точащих лясы старушек. Последним "перышком, ломающим спину верблюда", "последней каплей, переполнившей чашу", оказалась для меня такая сцена: похоронная процессия свернула на главную улицу, передо мной прошла машина с надгробием, рядом со стальной пирамидкой сидел дед Пети. Вид этого согбенного старика у портрета молодого, цветущего внука потряс меня. Я побежал домой, упал молча на диван и лежал так с полчаса. Единственная мысль, которая была тогда в голове, и слова, которые я глухо повторял, были: "Не понимаю, не понимаю".