Я устроился с чашкой кофе за тем же самым столиком, за которым мы сидели вчера вечером; на нем еще стояли тарелки с остатками нашей вечерней трапезы. Я записывал для Клеманс фразы вдовы Леон, говорившей так же медленно и бесстрастно-невыразительно, как она читала ночью роман, но, как потом оказалось, я напрасно старательно царапал пером бумагу, так как Клеманс почти слово в слово запомнила всю эту неожиданную исповедь. Время от времени она как бы невзначай задавала наводящие вопросы, чтобы словно движением невидимой ручки вновь завести мотор воспоминаний, подобно тому как механик или водитель заводит мотор какого-нибудь старинного драндулета, поставленного бог весть когда в дальний угол сарая или гаража, покрытого толстым слоем пыли или соломы, ревниво охраняющего и скрывающего тайны, связанные с теми приключениями, что он пережил в незапамятные времена; мне довелось отмечать про себя, что стремление сохранить эти тайны придает этим старым колымагам загадочный и какой-то «упрямый» вид, который они сохраняют и на торгах, где сердца коллекционеров учащенно бьются при каждом выкрике аукциониста, называющего новую дену, при каждом стуке молотка.
— И вы никогда так и не решились собрать все это воедино, записать и опубликовать, мадам Леон? Ну как же так?! А я буквально уже вижу книгу с заглавием на обложке «Записки Эдме».
— Нет, да и для кого бы я стала писать?
— Прежде всего для себя самой, ради себя самой!
— Но это не для меня, я ведь домоседка, обычная домашняя хозяйка, и к тому же не перенесенные на бумагу воспоминания кажутся красивее.
Я смотрел на сидевших у камина женщин, на книгу Клеманс, лежавшую между ними на торфяных брикетах, сложенных горкой на подставке для топлива, рядом с которой валялись и довольно толстые поленья. Мадам Леон была бледна, и бледность ее была цвета слоновой кости, что предвещает вечность. Я увидел, как она снова взяла в руки бестселлер, быстро перелистала его, вернее, не перелистала, а просто чуть согнула и провела большим пальцем по страницам, словно опытный кассир по пачке купюр. У меня даже мелькнула мысль, уж не собирается ли она бросить его в огонь… но нет, она сунула его в огромный, похожий на сумку кенгуру, карман своего фартука.
— Когда я напишу продолжение, — сказала Клеманс, — я вам его обязательно пришлю или привезу лично. Так вот знайте же, дорогая, что Великий князь поджидал у трапа свою дочь.
— Ах, боже мой!
— Ну, ну, не печальтесь о ее судьбе! Она в конце концов выйдет замуж за управляющего банками Ватикана синьора Микеланджело Корнателли.