Я отрывался от чтения, поднимал голову. Моя красавица стояла обнаженная, стояла неподвижно и о чем-то не то размышляла, не то грезила. Еще раз, и в который уже раз, к моему восхищению примешивалось откровенное изумление. Каким образом это создание, обладавшее даром создавать дьявольски запутанную интригу с воистину инфернальными узлами, могло внешне являть взору такую гладкую поверхность? Она демонстрировала такой самоконтроль, такую способность владеть собой, что препятствовала возникновению любого желания как-то задеть ее или сравниться с ней. Я вновь принимался за чтение, вновь погружался в волны чувств, столь дорогих сердцу Клеманс, в море порывов и обмороков, но внезапно шорох крыльев, тот самый, что сопровождает явление божественных вестников, застигал меня врасплох и так оставлял на какое-то время в крайне недоуменном состоянии: Клеманс вдруг целовала меня в шею. И тогда я пропускал какое-нибудь прилагательное, которое собирался было уже вычеркнуть в последней прочитанной мной фразе. Сколько ошибок я пропустил именно по этой причине! Моя божественная подруга вырядилась как настоящая светская дама: шляпка, костюм, туфли на высоких каблуках, — и навела меня на мысль о посещении ресторана, принадлежащего ливанцу.
— Я отказалась от шофера-испанца в последней главе… я ведь тебе, кажется, уже об этом говорила? Я предпочла, чтобы он оказался ливанцем, вот почему мне нужно знать, что он ест. Видишь ли, он вызвал у меня чувство голода.
Я всегда подчинялся любым желаниям Клеманс, не задавая ни ей, ни себе никаких вопросов, не замечая того, что моя жизнь была полностью посвящена ей, не замечая того, что она, вероятно, могла бы попросить меня сделать все что угодно, и я бы выполнил любую ее просьбу, кроме разве только просьбы убить ее, ибо человек не прерывает течения струи воды, утоляющей его жажду, вот так просто, за здорово живешь, без причины или по прихоти.
Я позвонил Шарлю Гранду, чтобы спросить адрес лучшего ливанского ресторана.
— Это «Серебряный кедр» на улице Сири. Да, но где вы сейчас?
— В Институте.
— Ну, Авринкур, это же несерьезно! Я же просил вас поехать куда-нибудь отдохнуть вдвоем. Вы что, забыли? Вы же мне обещали. Передайте-ка трубку Маргарет Стилтон, именно Маргарет Стилтон, а не Клеманс Массер. Алло, это вы, Стилтон?
— Как поживаете, Шарль? Почему у вас такой грустный голос? Что, продажа моих книг идет не очень хорошо? Количество проданных книг уменьшается?
— Ничуть не бывало. В самые плохие дни мы продаем не менее двух тысяч экземпляров. Нет, речь идет о вас, о вашей драгоценной особе, о вашем здоровье, вот что меня заботит. Я ведь просил вас поехать отдохнуть. Вы что же, хотите поиграть на моих нервах? Хотите, чтобы у меня лопнуло терпение?