Клеманс и Огюст: Истинно французская история любви (Буланже) - страница 87

Мы много раз потом посещали этого мужчину, у которого усы были точь-в-точь как у нашего папаши, домиком. С каждым разом он пылал все жарче, но под конец он впадал в глубокое отчаяние. Однако, несмотря на все эти странности, мы никак не могли ожидать, что он сделает нам некое заявление, которое утвердит нас обеих в решении порвать с ним. Знаете, он заговорил с нами о своей жене в первый же раз, посредине наших утех. «О, это женщина, словно сошедшая с полотна Рубенса, величественная, как королева!» — восклицал он. А потом продолжал восхвалять свою рубенсовскую женушку в таких выражениях: «Мир лежит у ее ног, и я — частица этого мира, но все дело в том, что перед лицом этого прекрасного колосса или в тени этой колоссальной красоты я чувствую себя таким… тоненьким, таким маленьким, таким ничтожным, как серебристый рожок месяца, который художники обычно изображают под ногами у Богоматери на картинах на библейскую тему. И я не могу, просто не могу более этого выносить! А вы, вы явились мне на помощь, словно ангелы небесные! Вы возносите меня на седьмое небо! Не бросайте меня!»


И вот как-то раз он расплакался и признался нам в том, что поведал своей жене о наших милых шалостях, потому что уж очень его мучила совесть. Она ему не поверила и подумала, что он таким образом пытался ее развеселить и возбудить. «О боже! Она, уже почти было забывшая обо мне, вновь взялась за меня и теперь опять истощает мои силы. Так что вы не удивляйтесь тому, что я сегодня — как выжатый лимон и ни на что не способен. Давайте немного полежим, мои красавицы, вот так, рука в руке». А мы-то были девушки молодые и горячие, мы развлекали его дважды в неделю после уроков, он больше не выдерживал подобного ритма, и наши встречи становились все более редкими. Одним зимним вечером мы в последний раз вытерли ноги о гостиничный коврик с изображением гуся. В глубине коридора весело подмигивала огоньками свечек рождественская елка. Мы постучали в дверь так, как было условлено, вернее, даже не постучали, а поскреблись, и что же? Нам отворила рубенсовская дама в роскошном жемчужном ожерелье на мощной груди.

«Входите же, входите, дорогие малютки, не делайте такие кислые физиономии и не таращите глаза от испуга. Моего мужа здесь нет, но я принесла печенье, бисквитное и песочное, и сейчас закажу чай. Как мне вас благодарить? Как выразить вам мою признательность? Я не узнаю Альбера! Он так повзрослел, так возмужал! Он наконец-то смотрит на меня так, словно увидел огромный континент, после того как долго скитался по крохотным островкам!»