— О Боже, — хихикнул Ландвин.
- …а пару недель назад покрасил волосы в фиолетовый, — беспечно продолжал полковник. – Шокировал даже старых друзей. Ему ещё очень далеко до выгорания.
— Боже Всемогущий, — выдавил отец Фрей, фыркая, прикрыв ладонью глаза, — кто бы мог подумать. Предводитель святых воинов красится в фиолетовый и тем дарует надежду человечеству!..
Авелья добродушно засмеялся. Сейчас даже он более не выглядел стариком в юном теле. «Ему тоже далеко до выгорания», — подумал Данкмар. Древний марйанне казался на удивление симпатичным и лёгким в общении человеком. С ним было бы интересно побеседовать по–приятельски…
И стоило этой мысли мелькнуть в уме Данкмара, как полковник неторопливо повернулся и взглянул на него. Взгляд марйанне был пристальным и испытующим.
Ландвин высунулся из‑за двери, увидел гостя и заволновался. Но он увидел и то, что Данкмар спокоен; он был достаточно умён, чтобы не вмешиваться.
Данкмар знал, почему привлёк внимание марйанне. Совершенно уверенный в себе, он ждал развития событий.
Авелья шагнул к нему. Вероятно, он ещё не закончил расти, но уже был выше Данкмара на полголовы. Сколько тысячелетий продолжался евгенический отбор, чтобы дать столь породистое тело бессмертному воину? Евгеника строжайше, под страхом отлучения от Церкви запрещена всем, кроме марйанне… Синие глаза Авельи сузились и захолодели. Данкмар поднял голову. Авелья слегка наклонился, точно принюхиваясь. Он будто смотрел в прицел; пускай не видел, но чуял. Плотная завеса, созданная вторым зрением, обманывала высшую зоркость марйанне, но у марйанне оставалась интуиция. Военная смётка, отточенная столетиями боевого опыта.
«Сейчас», — понял Данкмар.
Сейчас.
…И гнетущая усталость опустила его плечи. Под глазами пролегли тени. Развернулась поддельная память, созданная властью безликих древних, и Данкмар ощутил её как подлинную: бессонную ночь, тяжкий труд, не увенчавшийся успехом, поражение в вечной битве честного вигилианина.
— Я знаю, почему вы на меня так смотрите, — сказал он глухо и встретил пронзающий, как кинжал, взгляд марйанне.
Авелья вопросительно наклонил голову к плечу. Лицо его было неподвижным. Где‑то на периферии зрения смертельно побледнел отец Фрей.
— Я хирург, — сказал Данкмар. – Вчера под моим ножом умер человек. Перитонит. Я пришёл… помолиться и исповедаться.
На мгновение воцарилась полная тишина. Трое в ризнице застыли, как скульптурная группа.
— Но раз мне довелось встретить вас, — продолжил Данкмар, — то я… счастлив, что могу благодарить вас… так, лицом к лицу. Вы и вправду принесли Эйдосу надежду, полковник. Вместе с Копьём.