— У вас ко мне дело, ханум? Готов вас выслушать.
Фатьма-ханум сглотнула комок, застрявший в горле.
— Я пришла воззвать к вашему милосердию, генерал… Язык не поворачивается говорить такое, и не сказать — тоже нельзя. Отпустите его, генерал!
— Кого я должен отпустить, ханум?
— Доктора Решида… Пусть забирает потерявшую разум и убирается отсюда подальше. Клянусь вам, мы с отцом сделаем всё, чтобы ноги их не было по эту сторону моря! В Европу, в Америку — куда угодно пусть убираются…
Генерал смотрел на женщину с презрительным любопытством.
— Вы что же, согласны отдать дочь за доктора?
— Что делать, генерал… — тяжко вздохнула Фатьма-ханум. — У нас нет выбора. Пусть лучше с ним да живая ходит, чем без него в могиле лежит.
— А вы не думаете, что она просто морочит вас?
— Куда уж там морочить… Вы её характера не знаете, потому и говорите так… Ах, как это плохо — иметь одного ребёнка! Будь у меня ещё дети, я бы эту безумную своими руками, кажется, задушила. Но что поделать, одна она у нас. Будьте милостивы, генерал! Вся наша судьба — в руках ваших, отведите от нас беду. Кроме вас никто не в силах помочь. Голову перед вами склоняю!..
По щекам Фатьмы-ханум текли обильные слёзы. Никогда ещё и ни перед кем не приходилось ей так унижаться, но сейчас она не думала об этом, ею владело одно чувство: страх за дочь.
Ришелье холодно произнёс:
— Сочувствую вашему горю, ханум, однако участь Решида, к сожалению, решена. Он государственный преступник, облегчить его положение может только Париж. А я при всём своём желании — не в силах. Прошу меня извинить.
По неприязненному тону генерала Фатьма-ханум поняла, что пришла напрасно. Ужас охватил её, словно сразу состарившись, она тяжело поднялась и заковыляла к двери.
В комнату влетела Лила. Губы её дрожали, она еле владела собой.
— Не ожидала от вас, Фернан, такой жестокости, не сказать несчастной матери доброго слова!
— Она не нуждается в добрых словах… Ей надо, чтобы я освободил доктора.
— А почему бы не освободить?
— Вам жаль его?
— Да! — решительно сказала Лила. — Он чудесный человек.
— Как мужчина? — недобро спросил генерал.
Лила презрительно усмехнулась, но промолчала.
— Нет, он не будет освобождён! — жёстко сказал генерал.
Лилу охватило отчаяние. С искренней мольбой в голосе она попросила:
— Нет, Фернан, вы должны освободить доктора, хотя бы ради меня. Если… — она не смогла закончить фразу. Горечь, глубокая горечь душила её.
Генерал не удержался от сарказма:
— Как быть мне, дорогая, если завтра вы попросите освободить ради вас Алжир?
— Глупость! — сказала Лила и пошла к двери, с трудом сдерживая слёзы.