На плечо Нади легла чья-то рука. Надя оглянулась; подле нее стояла мать и смотрела на нее с удивлением...
— Чего же ты ждешь еще? — сказала она.
Надя молчала.
— Отец сердится! — прибавила мать.
Надя закрыла лицо руками.
— Неужели ты и теперь откажешься?
— Маменька, — отвечала Надя, — я ничего не понимаю! Дайте одуматься... хоть три дня...
— И ты пойдешь замуж?
— Может быть; нет, я ничего не знаю...
— Отец уж слово дал...
— О боже мой! — проговорила Надя с тоской, так что матери жалко стало свое дитя...
— Наденька, — сказала она, — что это с тобой, какая ты странная!.. Таких, как ты, я не знаю. Ведь надо же когда-нибудь идти замуж. Или у тебя есть кто-нибудь другой на примете?
Надя опустила вниз глаза.
— Ты ждешь еще кого-нибудь, кто посватается?
— Нет! — отвечала Надя и заплакала.
— Никого?
— Никого, во всем свете никого! — И плач ее перешел в рыдание.
Вошел отец...
— Через три дня ты дашь мне ответ, — сказал он Наде.
— Хорошо, — отвечала она сквозь слезы.
— А теперь спать пора! — приказал отец.
Анна Андреевна благословила дочь свою; Игнат Васильич даже и не простился с ней.
Надя не знала, что она скажет отцу через три дня — «да» или «нет»; но она решилась теперь во что бы то ни стало поговорить с Молотовым откровенно и просить его совета. Она знала Молотова с десятилетнего возраста; он всегда был к ней добр, ласков, всему ее учил, никогда ни на какой вопрос не отказывался отвечать, — неужели же теперь он не наставит ее? Больше не на кого было надеяться. Она представила себе характер Молотова, сильно очерченный художником, и сказала: «Он все знает; он добр и на все ответит». Он так много жил, думал, страдал и теперь так спокоен, не изломан жизнью, счастлив и в то же время человек новый, свежий, мыслящий. Она понять не могла, как он разрешил тайну жизни, как он созрел и стал такой ясный для себя. Молотов должен показать ей дорогу в иную жизнь, более широкую, светлую и разумную, которую она только предчувствует, но не знает. Она расспросит его и разгадает эту, как казалось ей, необыкновенную личность, от самого узнает то, что не досказал ей Череванин. Надя заснула с полной верой в Молотова.
И все заснуло; не спит лишь Анна Андреевна. Второй час ночи, а она стоит с обнаженными плечами перед иконой Божией Матери и вот уже около часу молится усердно, со слезами. «Умири ее душу, — шепчет она, — вразуми ее, укажи путь истинный, раскрой ее очи». Она плачет и дает обеты. «Пресвятая дева, услышь страждущую мать, молящуюся за несчастную дочь свою». Лицо ее бледно и истомлено бессонною ночью. Сыплются слезы на обнаженную грудь матери, и усиленнее она шепчет свои обеты. — О господи, отпусти матери эту низкую, бесчестную молитву!..