Расстроенному Клитору досталась тогда только электроплитка с запахом. Пока он бился с Халифаевым за магнитофон, картошку частично съели, частично выкинули в трюма. Даже сковородку припрятали. А одна электроплитка с запахом, без картошки, на мега прихват уже не тянула.
Старпом долго потом допытывался, что да как, кто зачинщик, откуда запчасти для магнитофона, чья электроплитка… Мы, естественно, ничего не сказали. А зачем говорить? Что это изменит? Дальше Камчатки не пошлют. Тогда этот офицер запер нас четверых, меня, Халифаева, Андрюху Тюрюханова и Колю Кондрашова, в боевом посту связи, размером чуть больше телефонной будки. Если один из нас, поджав ноги, ложился на палубу, то остальные могли только стоять на одной ноге. Так мы и пробыли, запертые, в этом «шкафу» в полной темноте половину нашего первого настоящего морского похода, из Владивостока до Камчатки. Правда, в темноте мы сидели недолго. Будучи электриками, мы с Колей на ощупь быстро исправили ситуацию: включили аварийное освещение от аккумулятора. Коля, как-никак, был электриком слабого тока, и это было его хозяйство, а своё хозяйство он всегда изучал досконально. Мы сидели на палубе, поджав к груди колени, рассказывали друг другу истории, смеялись и ни о чем не жалели. И даже сейчас, когда я вспоминаю обалденный запах той хрустящей, жаренной в масле картошки, у меня слюнки текут.
Строевую песню пойте громче: чем громче поешь, тем лучше усваивается.
(Фольклор)
Чем меньше делает политработник, тем больше его труд похож на подвиг.
(Правда)
Ожидалось, что Горбачёв посетит Владивосток как раз ко дню Военно-Морского Флота. По такому случаю на наш корабль пришла срочная разнарядка: выделить отборную роту для принятия участия в военном параде. Большой Зам, пыхтя от усердия, лично взял на себя ответственность за строевую подготовку парадного расчёта. По его приказу несколько десятков матросов, и я в их числе, вторую неделю в перерывах между авралами отбиваем каблуки и глотаем пыль, чеканя шаг на стенке перед кораблём.
От такой муштры «караси», а по интересному совпадению, так на флоте называли не только молодых матросов, но и обыкновенные носки, сбивались и истирались до дыр за два дня таких строевых занятий. По вечерам мы усердно штопали дыры на пятках, но к концу недели «караси» съёживались до размеров следков и для штопки живого места уже не оставалось. Денег на покупку новых карасей не было, выдача очередных положенных по уставу четырёх пар ожидалась только через год… И летели во все концы страны письма к родителям: «пришлите хоть несколько пар носков… самых дешевых… Только главное, чтобы уставного, черного или тёмно-синего цвета …»