Я выжала из Кларка все, что он знал о Хенретти, но и этого мне было мало. По словам Кларка, на заре становления «Глориос» Хенретти был ярым сторонником Уоксманов, и они поначалу отвечали добром, предоставляя ему эксклюзивный доступ и приглашая на все вечеринки и мероприятия. Но чем успешнее становилась компания, тем реже Фил и Тони прибегали к его услугам и в конечном счете стали делать вид, что не знают о существовании журналиста. Когда газета его оппонентов опубликовала материал о «Глориос», в результате чего Хенретти уволили, братья Уоксманы не сделали ничего, чтобы вызволить его из беды. Теперь весь жизненный уклад Джорджа Хенретти был подчинен одной идее — мести. Примерно пять лет назад поползли слухи о биографии, но многие не приняли их всерьез, посчитав пьяным бредом.
— Если он помогал им в самом начале, то почему же они так отнеслись к нему потом? — спросила я.
Кларк пожал плечами:
— Потому что могли себе это позволить, я думаю.
— Но полностью перекрыть ему кислород? Это чересчур даже для Уоксманов.
— Может быть, дело в чем-то другом, — согласился Кларк, — но я понятия не имею в чем. Я знаю лишь, что звезда Хенретти закатилась и он слишком много пьет, чтобы она засияла снова. Настоящий позор — я читал его ранние работы, и они великолепны. Он был невероятно талантлив.
— Какая потеря, — пробормотала я.
После сегодняшнего звонка я хотела, чтобы это был Хенретти — альтернативные варианты я старалась выкинуть из головы. Что, если это снайпер, наблюдающий за моим силуэтом в окне бывшей прядильно-ниточной фабрики? Или какой-нибудь псих, который уже проник в здание, вооруженный неизвестно чем, и который прекрасно знает, что я здесь одна-одинешенька? И по причудливой воле судьбы, которая отразится в броских заголовках, он поведет себя, как в сценарии какого-нибудь ужастика, произведенного Тони, — я видела их слишком много. Пустынное здание, где гуляет эхо, в сочетании с моим недосыпом и леденящими кровь звонками развило во мне паранойю. Мне хотелось спросить у Дагни, не происходило ли и с ней подобное, но отношения у нас теперь были натянутые, и я не решилась.
Следующей позвонила, разумеется, Аллегра. Она всегда звонила ровно без четверти восемь и, лежа в постели, выслушивала короткую сводку новостей, притворяясь, что уже встала. Затем она, как обычно, заставила меня прочесть вслух всю шестую страницу, а затем попросила послать ее по факсу к ней домой. Эта колонка оказывала на Аллегру завораживающее действие, и она изучала ее с усердием талмудиста. Казалось, что она усматривала там глубокий подтекст и даже, быть может, расшифровывала тайный смысл, скрывавшийся за полужирным шрифтом.