). В своем очерке (его объем более одного печатного листа, и мы не можем поместить его по техническим причинам) С. Белозеров с высокомерием (будем надеяться неосознаваемым) и высот философской, совсем не естественнонаучной, а именно философской, разноголосой и весьма “персоналистичной” (если не сказать субъективистской, а местами и анархичной) современной эпистемологии “судит” Э.П. Круглякова и комиссию за их отступление от стандартов научности, изобретаемых эпистемологами. Науковедение — почтенная область знания, если это область научных исследований, хотя бы на уровне научной рефлексии относительно своих собственных методологии, дискурса и выводов. Между тем научная строгость в фундаментальных науках несравненно выше, чем в “эпистемологических”. Это очевидно не только prima facie, но и с точки зрения прикладной. Действительно, наука демонстрирует беспрецедентную практичность и надежность своих результатов.
Отечественные философы, в том числе и эпистемологи, давно уже сдали (не в аренду, а просто за так) свою культурную и общественную нишу в лучшем случае шоуменам и проповедникам, в худшем — астрологам и “потомственным” колдунам и колдуньям. Одним словом — людям невежественным или шарлатанам. Демонстрируя поразительное моральное и социальное бесчувствие и безволие (и даже гордясь этим, что особенно характерно для постмодернистов и эпистемологических анархистов), впадая в субъективистский релятивизм, дробясь уже на исчезающие из виду школки и группки, постсоветские философы все меньше и меньше определяют современную интеллектуальную и культурную атмосферу. Для российской философии, пытающейся сегодня, с одной стороны, реанимировать отечественную архаику вековой давности, с другой — подобострастно подбирать крошки с западного фуршетного стола, осталось сделать одно-два движения, чтобы окончательно задвинуть себя на задворки культуры и общественной жизни. Предпосылки для этого ей уже создали: широко расправив свои православные плечи, в российскую общеобразовательную и высшую школу входят теология и >иосновы православной культуры”. И, даже не показывая кукиша в кармане, армия растерянных философов отступает и бежит, не зная куда. И не понимая, что бежать-то уже некуда, остается только загнать себя, как сказал бы подпольный человек Достоевского, в “вонючее подполье”. Заслуженная плата за моральное, интеллектуальное и социальное безволие, за беспринципность в тех случаях, когда и ребенку ясно, где разум, а где безумие, где честность, а где фразерство и мошенничество, где искреннее желание изменить положение к лучшему, а где тщеславие и пустые слова “и вашим и нашим", где здравый смысл и гражданственность, а где откровенное бегство от жизни, которое только провоцирует всё низменное в ней, превращая его в преследующую человека гончую собаку.