— Порядок. Теперь пошла.
Вероника скованно подошла к занавеске, потом вышла на подиум, на этот раз прислушиваясь. Сначала ей стало холодно, потом жарко — она поняла, что Керри права. Шума и вспышек блицев было куда больше при ее появлении, чем при выходе других манекенщиц. Она прошла по помосту, начисто забыв о поворотах и завлекательных движениях для фотографов, так она была потрясена.
Наблюдая за ней, Вэл осознал, что ее явно пренебрежительное отношение к фотографам только распаляет их, идет ей на пользу и создает вокруг нее мистический ореол куда успешнее, чем все те трюки, к которым прибегают опытные манекенщицы.
Когда она проходила мимо него, спокойно и с достоинством, он ухмыльнулся и внезапно почувствовал реакцию в паху, тут же порадовавшись, что эта часть его тела скрыта от зрителей трибуной. Она же бросила на него такой убийственный взгляд, что он запнулся, но тут же продолжил свой комментарий. Что за женщина! Никакая тигрица с ней не сравнится! В постели она его убьет, он в этом не сомневался.
Мысль была весьма приятной.
Оставшаяся часть показа прошла без сучка и задоринки, но Вероника почти ничего не заметила. Она ощущала глубокую депрессию и не могла понять, в чем дело. После показа манекенщицы должны переодеться в свои вечерние платья и пообщаться с гостями и фотографами.
Платье Вероники было густо-изумрудного цвета с глубоким V-образным вырезом спереди и еще более глубоким вырезом сзади. Остальные девушки быстро переоделись. Веронике показалось, что их отношение к ней изменилось. Она уже не была новичком, игрушкой Вэла, которую надо утешать или игнорировать. Она теперь представляла угрозу, была девушкой, укравшей у них успех. Она физически ощущала волны ненависти.
Визажистки, костюмерши и другие служащие поспешно упаковывали разбросанные платья. Только различные принадлежности — сумки, перчатки, шляпы, зонтики, веера, шали, шарфы и остальное — занимали несколько сундуков.
Ей хмуро велели снять последнее платье. Она послушалась и осталась обессиленно сидеть в трусиках и чулках. Ее вечернее платье не допускало лифчика, но в комнате царила такая атмосфера, что она без всякого смущения сидела с голой грудью.
Вероника слышала шум в соседнем помещении, становившийся все громче по мере употребления шампанского. Вечеринка удалась на славу. Не было сомнений, что и показ удался.
Она положила руки на пластиковую поверхность стола и опустила на них голову. Чувствовала, как горячие слезы стекают по щекам, и тяжело и прерывисто дышала.
Краем уха она услышала, как открылась дверь, и затем раздался голос Вэла, приказывающий всем служителям удалиться. Он уставился на ее дрожащие плечи и в тишине слушал, как она рыдает в таком отчаянии, что он испугался. Наконец подошел к ней, положил руку на голую спину и спросил ласково: