— Ужасно соблазнительно! — засмеялся Себастьян, и Уэйн невольно тоже улыбнулся. Внезапно у него исправилось настроение. — Но только не на ферме, где семгу выращивают. Давай попробуем, не повезет ли нам на местной речке.
— Попробуем, — легко согласился Уэйн, чувствуя, что начинает расслабляться при мысли о спокойном дне, когда можно будет только разговаривать и ловить рыбу. — До вечера. Мы подождем тебя с ужином.
— Ладно. Как Сильвия?
— Сильвия? Да вроде нормально. А как твои дела?
— Мрачнее некуда.
Уэйн вздохнул. Он ненавидел придурков, тянущих из врача жилы. Почему Себастьян тратит свои силы на убогих неудачников в больнице, было выше его понимания.
— Ты не должен перенапрягаться. Люди тобой пользуются.
На другом конце провода повисла пауза, и характер этого молчания заставил Уэйна беспокойно поерзать в кресле и дать задний ход.
— Когда ты приедешь?
— В восемь годится?
— Прекрасно. До встречи.
Себастьян медленно положил трубку и долго сидел, уставившись на белый аппарат. Через отрытую дверь Лайза Глендоуер наблюдала за тем, как он задумчиво раскачивается в кресле. Она чувствовала его напряжение, и ей было любопытно, чем оно вызвано.
После столкновения в парке она повела его в маленький паб, который хорошо знала, и настояла на том, чтобы угостить его выпивкой. Там она быстро обнаружила, что не ошиблась, когда держала его голову на коленях, что Себастьян Тил и в самом деле — драгоценная находка.
Она вытащила из него приглашение на ужин. Во время этого ужина при свечах она узнала о нем все, от неодобрительного отношения к выбору профессии его родителей, которые практически выставили сына из родного Сан-Франциско, до изматывающей душу работы в психиатрической лечебнице. Не в пример Уэйну Лайзу восхитило в нем то, что он предпочел трудный путь и не занялся более доходной частной практикой. Несколько наводящих вопросов принесли щедрые плоды: он никогда не состоял в браке, хотя голубым не был. В обществе он тоже практически не появлялся.
Себастьян, наконец заметив ее ухищрения, слегка прищурился.
— Если бы я не думал иначе, то решил, что меня допрашивают с пристрастием, — задумчиво и несколько обеспокоенно произнес он.
Лайза улыбнулась.
— Неплохо для разнообразия, верно? — мягко сказала она, сразу поняв, что он имеет в виду. — Поговорить с кем-нибудь о себе, вместо того, чтобы слушать других? — Она не отводила от него спокойного взгляда.
И когда она увидела по его изумленно расширившимся глазам, насколько необычно для него иметь возможность расслабиться в присутствии другого человека, то мгновенно решила, что должна его спасти. Спасти от самого себя. Он слишком хорош, чтобы позволить ему и дальше заниматься саморазрушением. Кроме того, он был ей нужен.