Убить Скорпиона (Зарубин) - страница 9

И «артисты» с искусной и дотошной достоверностью суперреализма стали, сменяя и дополняя друг друга, рисовать портрет девушки: лицо, фигура, походка, голос, мельчайшие неуловимые глазу детали — создавали фотографически точный словесный портрет. Зримо, наглядно, почти осязаемо выписывали они каждую черточку, иногда, не жалея красок, накладывали такие густые и сочные мазки на грани пошлости, сопровождая все правдоподобными комментариями Щуплого, неизвестно каким путем почерпнутыми из ветхозаветных источников. Если словесное хамство можно было бы назвать искусством, то это было величайшее искусство, при помощи которого, словно препарируя живую плоть, они показывали затаенную и еще не расходованную чувственную нежность изображаемой ими девушки.

Сержант хотел прекратить это изощренное сквернословие, где оскорбительным было уже то, что о ней говорили эти.

Но внезапно обрушившимся занавесом покрыл сцену хриплый всхлип Скорпиона:

— Заткнитесь, вы! Ублюдки… Не вашими языками… Сержант, заткни им глотки! Или тоже?.. Все подонки. И майор подонок, и ты, сержант, подонок! Слушаешь, слюни глотаешь, истекая животной мерзостью. Один меньше, другой больше, но все мы гады…

Скорпион не кричал. С болезненным остервенением, медленно, словно глотая сухие непережеванные комья земли, выговаривал он слова, по искореженному судорогой лицу бегали нервные мышцы, а из перекошенных глаз падали крупные капли и, казалось, слышны были их удары о камень.

— Господи! Сука, если ты есть, Господи! Дай мне прожить эти годы и вернуться в чистый мир! Дай! Дай! Падла я, Господи! Падла пропащая! Дай подняться! Очиститься дай… От мерзости уведи, дай светлой смертью загнуться, а не в дерьме и блевотине душевной! Дай, милый Господи! Почему ты раньше не отнял у меня разум и позволил испакостить себя? Буду! Буду землю есть… Уничтожь меня, стерву! Зачем ты…

Захлебываясь, задыхаясь и давясь рыданиями, Скорпион упал вниз лицом, катаясь по земле и зажимая уши ладонями. Неразборчивые бормотания или прерывистый хриплый вой еще некоторое время глухо вырывались у него из раскрытого рта.

Все притихли. «Молитва» Скорпиона по «сценарию» не предполагалась, он о ней вчера и не заикался: условились завести сержанта «за бабу» и посмотреть, что у него за нервы. Если сержант психанет — прекратить и, может, попросить прощения — Скорпион походя должен был придумать концовку. Истерика Скорпиона была неожиданностью для сообщников. Они сами были неплохими мастерами психических сеансов, рассчитанных на простачков: незаметно вскрыть капилляр и пустить кровавую пену, гулко биться головой о стену, сопровождая свои действия истерическим смехом — это азы, этим в колонии никого не удивишь. Скорпион без дешевых эффектов достойно сыграл свою партию, похоже было, что человек испытывал самые настоящие душевные страдания от несуразно сложившейся жизни. Испытав нечто подобное очищению от скверны, Скорпион утих, привстал, ни на кого не глядя, взял из-за уха у Щуплого сигарету, прикурил и закашлялся то ли от непривычки, то ли от судорожной затяжки.