Отсюда ясными становятся все основные символы брюсовского цикла. Смерть, картина (рассказ начинается сценой, когда Кора позирует художнику), иная религия (у Брюсова это конкретизируется в мусульманстве), потаенная любовь, север и снег, — все это не противоречит сюжету «Креолки Коры». И вместе с тем существует одно обстоятельство, которое, будучи не слишком заметным, заставляет внимательного читателя воспринять цикл как намек на переживания из разряда таимых поэтом.
Тема предсказания смерти и его осуществления, конкретизируемая в гороскопе первого стихотворения и астрологических способностях протагониста второго, должна, по всей видимости, читаться в контексте увлечения Брюсова спиритизмом и иными паранормальными явлениями, характерными для него в 1890-е годы. Об этом свидетельствует то, что перевод данного рассказа Ж. Клареси был опубликован в спиритическом журнале «Ребус» (1896. № 39). Вряд ли Брюсов узнал его именно по этой публикации, однако само совпадение не может не привлечь внимания. Брюсов был усердным читателем, а несколько позже, в начале 1900-х годов — и автором «Ребуса», потому даже кажущиеся случайными пересечения могут восприниматься как в конечном итоге закономерные. Существенно при этом, что хотя стихотворения и датируются ноябрем 1895 года, в цикл были собраны лишь при подготовке «Полного собрания сочинений», что может свидетельствовать о переосмыслении всего контекста восприятия французского рассказа в творчестве русского поэта.