. И еще, почти через год: «Могу ли я вернуться? Думаю, что могу. Никаких грехов за мной, кроме нескольких стихотворений, напечатанных в эмигрантской прессе, нет. Самые же стихи совершенно лояльны и благополучно (те же самые) печатаются в советских изданиях. <...> В Кремле знают, что я — не враг»
[188].
В это время он принимает ближайшее участие в журнале «Беседа», издаваемом под редакцией Горького (отметим, что судьба этого журнала[189], добиться пропуска которого в Россию так и не удалось, во многом послужила причиной окончательного разочарования Ходасевича как в культурной политике советской власти, так и в позиции Горького), постоянно с ним видится, пишет много стихов, которые печатает в сравнительно нейтральных изданиях. Как он и писал жене, те же самые стихи, пересылаемые в СССР, печатаются в московских и петроградских/ленинградских журналах. После того, как к концу 1923 года русские эмигранты начинают разъезжаться из Берлина, покидает его и Ходасевич, начиная полуторагодовые скитания но Европе. Он живет в Праге, Мариенбаде, Венеции, Риме, Турине, Париже, Лондоне, Белфасте, у Горького в Сорренто... «Все это красиво звучит <...> но — как трудно и сложно все это, а главное — как это далеко от былых «поездок за границу»!»[190]
Бытовая неустроенность сильнейшим образом осложняется невозможностью регулярного литературного заработка. Если в Берлине, где выходило множество русских газет и журналов, можно было вести более или менее сносное существование (даже если учитывать, что значительную часть гонораров Ходасевич отправлял жене в Петроград), то с фактическим прекращением берлинской литературной жизни оставалась лишь одна возможность: переехать в Париж и попытаться сделаться постоянным сотрудником какого-либо из тамошних изданий. Но для этого прежде всего нужно было окончательно расстаться с надеждой вернуться в Россию, пока там у власти большевики.
Ему помогла это сделать сама власть, когда после первых же публикаций в изданиях, считавшихся «белогвардейскими» (хотя ничего белогвардейского в «Современных записках» или «Днях» не было), Ходасевичу отказали в пролонгации советского паспорта, настоятельно предложив вернуться в СССР. Трудно сказать, что именно послужило непосредственной причиной (сам он считал, что публикация мемуарного очерка о Брюсове в «Современных записках»), но очень похоже, что активное недовольство вызывали его опасные воспоминания у разных деятелей пролетарской литературы, — вроде Семена Родова, у которого Ходасевич помнил стихи, которые свободно можно было назвать антисоветскими. Во всяком случае, до середины восьмидесятых годов имя Ходасевича находилось в СССР под практически полным запретом. Можно было процитировать его стихи, можно было упомянуть в сугубо научной работе, изданной ограниченным тиражом (и с соответствующим идеологическим ярлыком), но случайно проскакивавшие публикации