— Она вроде бы твоя родственница?
— Кто, Наталья? — очнулся Иванов. — Ну да. Бывшая жена Зуева, а тот — брат моей бывшей и настоящей жены.
— Как, я что-то не разберусь. Ты снова развелся?
— Почему снова? Всего один раз. Но Светлане этого оказалось достаточно. Она стала совсем другим человеком. Да, мы женились с ней дважды… — Иванов щурился в наплыве самоиронии. — А ты… Как у тебя семейство? Люба работает?
— Прекрасно. — Михаил Георгиевич чуть-чуть, совсем не надолго задумался. — Да, все хорошо, дружок. Но… разве может быть хорошо в таком окружении? Хамство так и прет. Из каждой дыры…
Иванов слушал с улыбкой, ему вдруг вспомнилась их давняя поездка во Францию, парижская гостиница «Ситэ-Бержер» и свет в коридоре, погасший автоматически.
— Давно хотел спросить тебя… — с дурашливой миной сказал Иванов. — Ты тогда выиграл пари?
— Когда? — Какое пари? — Бриш глядел с удивлением.
— Ну, эту самую… «Белую лошадь». В Париже.
— Не понимаю, о чем ты спрашиваешь.
— Ну, хорошо, — Иванов поглядел на часы. — Ты, видимо, позабыл. Так вот, я постараюсь помочь Наталье. Найду место, но в другой лечебнице. Но учти, необходимо ее добровольное согласие.
— Вы что, у каждого алкоголика спрашиваете согласие? — насмешливо улыбнулся Бриш.
— Мы — у каждого. А вы — не знаю. — Иванов почувствовал приближение ссоры и встал. — Знаешь, мне надо ехать на похороны.
— Что ж… — вздохнул Бриш, не спрашивая, кого будет хоронить Иванов. — Придется просить других. Все равно надо спасать человека…
— Давай, спасай, — мирно сказал Иванов. Однако раздражение его нарастало.
Они простились во дворе клиники. «Откуда у него это право? — подумалось Иванову. — Хочет спасать Наталью… Но постарел тоже. Седой…»
Иванов не мог не поехать на похороны. Сестра Валя, оставшаяся вдовой с тремя детьми, была единственным родным человеком в Москве. Иванов не был близок с покойным зятем: тот жил в постоянных командировках. Но его необычная смерть уязвила Иванова, и горечь от такого известия не проходила, становилась с каждым часом сильнее и резче. Иванов чувствовал приближение какой-то странной ясности и решимости, но от этого приближения обида за родную сестру и ее трех осиротевших девчонок не становилась слабее.
Никаких хлопот, никаких хождений за справками, разрешениями, никаких поездок за венками не потребовалось. Нужно было просто приехать к определенному часу в определенное место. Иванов взял такси, приехал на вокзал и, словно бы кому-то назло, без билета сел в отходящую электричку. Народу было почему-то битком. Вскоре пришлось уступать место и торчать в тамбуре, воняющем застарелой табачной гарью. Курильщики раздражали нарколога, пожалуй, не меньше, чем алкоголики, табачная вонь повсюду стояла в Москве. Достаточно было в час пик пройти от театра Ермоловой до Моссовета, чтобы голова закружилась от табачного дыма.