А мои жалкие потуги поквитаться: прокрадываюсь, дрожа, в уединенную телефонную будку…
— Молодой мистер Фарнон, что ли ча? — загробным хрипом. — Тилсон из Хай-Вудз, значится. Давайте езжайте! Жуткий случай…
— Извини, Джим, что перебиваю, но у тебя гланды не в порядке? Ах, нет? Отлично. Продолжай, старина. Я просто сгораю от нетерпения.
Лишь один-единственный раз в дураках остался не я. Был вторник, мой полувыходной день — и в 11.30 зазвенел телефон. Выпадение матки у коровы. Одно из самых тяжких испытаний для деревенского ветеринара, и я ощутил знакомый озноб.
Случается это, когда корова, отелившись, продолжает тужиться, пока матка не вываливается целиком наружу и не повисает чуть не до самых копыт. Орган этот очень велик, и вернуть его на законное место чрезвычайно трудно — главным образом потому, что корова, раз уж она от него избавилась, не желает получать его обратно. А в честной схватке между человеком и скотиной шансы коровы много предпочтительнее.
Зубры ветеринарии, пытаясь как-то уравнять положение, подвешивали корову за задние ноги, а наиболее изобретательные придумывали всяческие приспособления вроде «коровьего саквояжа», которые якобы сдавливали матку до более удобных размеров. Но все обычно сводилось к многочасовым усилиям, от которых ломило спину.
Появление эпидуральной анестезии заметно облегчило дело (матка утрачивала чувствительность и корова переставала тужиться), тем не менее слова в трубке «телячья постелька вывалилась» гарантированно стирали улыбку с лица самого закаленного ветеринара.
Я решил взять с собой Тристана — а вдруг мне понадобится лишняя пара рук, чтобы нажать хорошенько. Он поехал, но без особого восторга, который и вовсе угас, едва он увидел пациентку — весьма тучную представительницу шортгорнской породы, беззаботно разлегшуюся в стойле. Позади нее в желобе покоилась бесформенная кровавая масса, состоявшая из матки, последа, навоза и соломы.
Корове не слишком хотелось подниматься на ноги, но мы так орали и толкали ее в плечо, что в конце концов она подчинилась с брюзгливым видом.
Отыскать среди жирных складок нужное место, чтобы сделать эпидуральную анестезию, было не так-то просто; я не знал, все ли содержимое шприца попало куда положено. Удалив послед, я очистил матку и положил ее на чистую простыню, которую ухватили фермер и его брат. Оба были очень щуплыми и лишь с трудом удерживали простыню в горизонтальном положении. На их помощь рассчитывать не приходилось.
Я кивнул Тристану. Мы сняли рубашки, обвязали вокруг талии чистые мешки и приняли матку в объятия.