Джимми лихо проскакал первую половину, замедлился на таких мне знакомых «та-а-рум, та-а-рум, та-а-рум» и… Я ожидал, что он рванет дальше во весь опор, но его руки замерли, глаза несколько секунд пристально вглядывались в клавиши, а затем он снова проиграл медленные такты и снова остановился.
Сердце у меня подпрыгнуло и ухнуло куда-то в пятки. Давай же, миленький, давай! Ты же знаешь вторую половину! Сколько раз я ее слышал! Моя безмолвная мольба была пронизана черным отчаянием. Но Джимми, казалось, ничуть не был обескуражен. Он поглядел на клавиши с легким недоумением и почесал подбородок.
Вибрирующую тишину нарушил нежный голос мисс Ливингстон:
— Лучше начни сначала, Джимми.
— Ага! — бодро откликнулся мой сын и вновь с неколебимой уверенностью заиграл «Танец мельника», а я, зажмурившись, ждал приближения рокового перехода. «Та-рум-тум-тидл-идл-ом-пом-пом, та-а-рум, та-а-рум…» И тишина. На этот раз Джимми вытянул губы, положил ладони на колени и наклонился над клавиатурой, словно полоски слоновой кости что-то от него прятали. Ни смущения, ни паники — только легкое недоумение.
Тишину в зале можно было резать ножом, и, конечно, грохочущие удары моего сердца слышали все вокруг. Я почувствовал, как дрожит колено Хелен рядом с моим. Я знал, что еще немного — и мы не выдержим.
Голос мисс Ливингстон был нежнее зефира, не то я, наверное, взвыл бы:
— Джимми, деточка, не начать ли нам еще раз сначала?
— А? Хорошо.
И он вновь взял ураганный темп, полный огня и неистовства. К этому времени остальные родители уже знали первую половину «Танца мельника» не хуже меня, и мы все вместе ждали грозного перехода. Джимми достиг его с рекордной быстротой. «Та-рум-тум-тидл-идл-ом-пом-пом», а затем «та-а-рум, та-а-рум, та-а-рум…» И все.
Колени Хелен стучали друг о друга, и я с тревогой посмотрел на ее лицо. Оно оказалось очень бледным, но все же у меня не создалось впечатления, что она созрела для обморока.
Джимми сидел спокойно, и только его пальцы барабанили по деревянной полосе у клавиш. А у меня точно стягивали удавку на горле. Выпученными глазами я безнадежно посмотрел по сторонам и увидел, что Джефф Уорд по ту сторону прохода держится из последних сил. Лоб и щеки у него опять пошли пятнами, у скул вздулись желваки, а лоб лоснился от пота.
Напряжение достигло предела, и вновь жуткую атмосферу слегка разрядил голос мисс Ливингстон.
— Ну ничего, Джимми, детка, — сказала она. — Пойди пока на свое место и немножко отдохни.
Мой сын встал с табурета, пересек сцену, спустился по ступенькам и сел во втором ряду среди своих товарищей.